Артемий Троицкий - Back in the USSR

Наши официальные организации никогда не делали ничего в плане экспорта советского рока. Более того, они препятствовали, вопреки всякой логике и даже коммерческой выгоде, инициативам, исходившим с Запада. Весной 1985 года, например, в Москву приехали представители лондонского «Кэпитал рэдио», жаждавшие заполучить два советских рок-ансамбля на свой ежегодный фестиваль в Лондоне. Англичане слышали о двух группах — «Машине времени» и «Арсенале» — и попросили Госконцерт познакомить их с ними. Ответом было: «Машина времени» давно распалась, а «Арсенал» — вне досягаемости, в турне по Монголии. Взамен им предложили несколько допотопных ВИА, безнадежных даже для нашей аудитории. В действительности «Машина» никогда не распадалась, а «Арсенал» был даже не в Киеве или Новосибирске, а именно в Москве... Мне пришлось взять на себя функции гида; рассуждая реалистически, я порекомендовал «Автограф» и «Рок-ателье» — две вполне признанные группы с некоторым международным опытом. Но даже их «оформление за границу» в конце концов погрязло в бюрократической волоките. Позже «Автограф» сыграл две песни в московской телестудии, и этим был ограничен наш вклад в знаменитый концерт для Эфиопии...

Вся эта конспирация и «заговор молчания», устроенные официальными инстанциями, только подогревали любопытство западных журналистов. «Запретный плод» советского рока привлекал все большее внимание. В 1985-1986 годах во Франции, США, Англии и других странах вышло множество публикаций на эту тему и было снято несколько телефильмов. Самыми заметными из них были французский «Рок вокруг Кремля» и эпизод о Сергее Курехине в сериале Би-би-си «Товарищи». Статьи и видеосюжеты были самыми разными, претендующими на объективный анализ и сенсационно-спекулятивными, ироничными и сочувствующими, достоверными и высосанными из пальца.

Почти во всех случаях информация была довольно однобокой. Повсюду фигурировали одни и те же персонажи, и картина получилась странной. Скажем, обаятельный юный тусовщик по кличке Африка занимал больше места, чем все московские любительские группы, вместе взятые. Стас Намин, Борис Гребенщиков и даже Алла Пугачева оказывались отцами-основателями советского рока, «Поп-механика» — духовным молодежным движением, интегрирующим весь ленинградский рок во главе с гуру Курехиным... Я далек от злорадства в отношении западных коллег и их смешных интерпретаций нашей рок-сцены. Все эти удивительные открытия объясняются просто: в статьи и фильмы попадали те, кто этого очень хотел и имел нужные контакты. Другие, заслужившие паблисити в не меньшей степени, но не стремящиеся к нему — в их числе «Зоопарк», «Телевизор», «Машина времени», «Звуки Му», — оставались в тени.

В 1986 году занавес начал приподниматься. «Группа Стаса Намина» поехала в США и Японию, «Автограф» — на MIDEM в Канны и вместе с «Диалогом» — в Лондон... Отклик в местной прессе был в целом доброжелательным, однако вопрос о реальной конкурентоспособности наших групп на мировой сцене оставался открытым: на-стоящих коммерческих туров пока не было, все визиты «мира и дружбы» имели, скорее, контактный характер.

Легко догадаться, что свежие ветры не могли не сдуть пыли и с фирмы «Мелодия». Наконец увидели свет первые альбомы «Автографа» (на седьмом году существования группы), «Аквариума» (на пятнадцатом году) и «Машины времени» (на девятнадцатом). С переходом на самофинансирование «Мелодия» уже не могла чувствовать себя в безопасности, выпуская десятки миллионов непродающихся пластинок, от Брежнева до Хренникова. Теперь нужно было не только про-изводить, но и реализовывать продукцию, и рок стал в этом смысле подлинным спасением для тонущей фирмы. Тем более когда выяснилось, что «подпольные» продюсеры (в частности, А. Тропилло) готовы практически задаром предоставить ей накопленные за годы знаменитые записи.

Впрочем, хватит казенной информации. Главное, что жизнь забила ключом, даже фонтаном и всеобщая тусовка приобрела грандиозные масштабы. На улицах объявилось множество экстравагантно одетых молодых людей, которые теперь не рисковали быть задержанными за свои крашеные волосы, цепи на шее или балахоны из мешковины. Все они принадлежали к различным модным кланам и гордо выставляли напоказ свою стильную атрибутику. «Металлисты» пугали прохожих черной кожей, браслетами и кучей железных заклепок. «Брейкеры» фланировали пружинящей походкой во всем спортивном и американском. Возродились былые хиппи — теперь они называли себя просто «система», — с веревками на лбу, в драных джинсах и бусах. Они слушали музыку 60-х, а также «Аквариум» и их московский ана-лог «Крематорий». То, что «неохиппи» ничем не отличаются от такой же «си-стемы» пятнадцатилетней давности, их нисколько не смущает: они отстаивают «вечные идеалы». По внешнему виду хиппи напоминают молодых русофилов, которые не испытывают влечения к року, зато проявляют социальную активность, участвуя в реставрации церквей и других памятников старины... Кто там еще? Да, новые стиляги в костюмах и штиблетах ломятся на концерты «Браво» и рокабилли-квартета «Мистер Твистер», в то время как «новые романтики», увешанные бижутерией, томно внимают «Николаю Копернику». Радикальная богема носит солдатские сапоги и туалеты противоположного пола, у них долго не было своей группы, пока не появилась «Среднерусская возвышенность», состоящая из едва умеющих играть, но неистовых художников-концептуалистов, взрывающих в своем кураже древние табу политики и секса.

Наконец, у всей модной молодежи появился и «неформальный» враг — движение «люберов». «Люберы» — молодежь из индустриальных городов под Москвой, малообеспеченная и малоинформированная, а потому терзаемая комплексами перед лицом расфуфыренной столичной прослойки. Эти подростки из рабочих семей решили преодолеть свою провинциальную неполноценность, занимаясь культуризмом, объединяясь в шайки и избивая всех, кто вызывающе одет. Их агрессия замешана не только на бедности, но и на русском национализме — так что параллель с западными «скинхедами» и «национальным фронтом» представляется очевидной. Зимой 1987 года конфликт «люберов» со всеми остальными (в первую очередь с «металлистами») достиг внушительных масштабов, вплоть до организованных побоищ с участием сотен человек с обеих сторон.В отличие от старых недобрых времен все (ну почти все) эти события широко освещались и толковались прессой. Теперь от журналистов стали требовать остроты, проблемности и сенсационности, поэтому «неформальные молодежные группировки» оказались одной из излюбленных тем наряду с частным предпринимательством и разоблачением бюрократов. Обычно статья начиналась с возмущенного письма представителей старшего поколения или описания мрачного бункера «металлистов» (варианты: инфернальной дискотеки, притона балдеющих хиппи). Затем следовало интервью с несколькими молодыми аутсайдерами, где выяснялось, что не такие уж они порочные, а просто хотят отличаться от других. В конце обязательная мораль: нет, мы не можем запрещать это движение, надо в нем разобраться, надо организовать ребят... Это было схематично, не очень глубоко, но все равно приятно. Впервые я стал наблюдать «альтернативную» молодежь за чтением нашей прессы*.