Анри Жидель - Пикассо

Напротив, он с удовольствием принимает помощь Андре-Луи Дюбуа, бывшего заместителя директора департамента национальной безопасности, большого поклонника искусства и литературы, освобожденного от должности правительством Виши, но сохранившего влиятельные связи… Именно он в 1942 году добивается для Пикассо продления вида на жительство. Пабло предпочитает не обращаться в консульство Испании в Париже. Он может встретиться там с франкистами.

И еще, именно Дюбуа добьется, чтобы Пикассо получал тонну угля в месяц — это настоящее чудо в период строгих ограничений. Это позволило Пабло помогать Марии-Терезе: каждый день она приходила к нему и получала пять килограммов угля. А когда он пребывал в хорошем настроении, то торжественно открывал шкаф, разделенный на две части вертикальной перегородкой, и она рассматривала аккуратно сложенные с одной стороны — слитки золота, а с другой… куски марсельского мыла, очень редкого товара в те времена. Это мыло, как и масло, не только практически отсутствовало, но было необычайно дорогим. Широким жестом, указывая потрясенной женщине на это изумительное нагромождение, он мрачно заявил:

— Если когда-нибудь что-либо со мной случится, все это твое…

Тогда бедная женщина смущенно признается, что она предпочла бы один или два куска мыла… но сейчас же.

Бесполезно, он закрывал дверцы шкафа, а она печально уходила с небольшим пакетом угля…

Две проблемы постоянно стояли перед Пикассо. Первая — Ольга, которая по-прежнему была его женой и которой он должен выплачивать солидное содержание. Иногда они встречались, чтобы урегулировать кое-какие денежные вопросы, что всегда вызывало у него крайнее раздражение. А другая проблема — одновременная любовная связь с Марией-Терезой и Дорой. Обе женщины прекрасно знали, каков он, но каждая из них считала, что он предпочитает именно ее, и никто не хотел уступать. Естественно, Пабло постарался все организовать так, чтобы они никогда не встречались. Мария-Тереза не имела права на неожиданные визиты на улицу Гранд-Огюстен, как если бы она проходила мимо и случайно заглянула… Он объяснил ей, что не хочет, чтобы его беспокоили во время работы, что она должна приходить только в строго отведенные ей дни и часы, и разве не проводит он с ней два полных дня в неделю?

А Доре остается только ожидать телефонного звонка от Пабло. Правда, иногда он неожиданно появлялся у нее во второй половине дня, но в это время у нее могла быть в гостях подруга, поэтому он прекратил подобные визиты. А иногда, ради забавы, он просит Дору позвонить ему, когда он бывает у Марии-Терезы.

— Кто это? — спрашивает его Мария-Тереза, несколько взволнованная и обеспокоенная…

— Это посол Аргентины, — отвечает Пабло, довольный, что он заставил волноваться любовницу, но это не мешает ему затем быть особенно нежным, возможно, из-за угрызений совести, но в то же время готовым к новым выходкам, чтобы придать немного пикантности своему существованию.

Он стал также отправлять Марии-Терезе те же наряды, платья или блузки, которые выбирала себе Дора. Однажды, неизвестно, как это случилось, платье, предназначенное для Доры, прибыло на бульвар Генриха IV. Возмущенная Мария-Тереза спешит к Пикассо, где служанка сообщает ей, что Пабло нет, и тогда она бежит к сопернице. Можно не сомневаться, что они обменялись фразами, далекими от любезностей. А в это время Пабло, спрятавшийся в соседней комнате, наслаждался подобной ситуацией, которая тешила его тщеславие…

Но на этом история не закончилась. Сцена, о которой мы рассказали, происходила утром. А во второй половине дня Мария-Тереза, успокоившись, снова идет к Пабло, нарушая установленные правила посещения… Она ни словом не обмолвилась о визите к Доре. Зато неожиданно обращается к Пабло с претензией, которая привела его в замешательство.

— С тех пор, как ты обещал жениться на мне, — спокойно заявила она, — ты мог бы уже заняться разводом…

Пикассо стал защищаться, как мог: ему уже шестьдесят один год — разве это возраст для женитьбы? В этот момент неожиданно появилась Дора… Она тут же вмешивается в разговор, пытаясь доказать, что просто не имеет смысла обсуждать женитьбу Пабло и Марии-Терезы.

— В конце концов, Пикассо, ты же любишь меня, — заявила она…

И тогда Пабло, поставленный перед выбором, нежно обняв Марию-Терезу, поворачивается к Доре и заявляет:

— Дора, ты прекрасно знаешь, что единственная, кого я люблю, это Мария-Тереза, она перед тобой…

А Мария-Тереза после такого заявления любовника указывает Доре на дверь:

— А теперь уходите!

И что происходит дальше? Пикассо смакует этот момент…

Дора отказывается уйти.

Мария-Тереза снова указывает ей на дверь. Дора сопротивляется.

Соперницы кидаются друг на друга, толкая друг друга и награждая пощечинами.

Но Мария-Тереза, регулярно занимающаяся физическими упражнениями, определенно намного сильнее…

Она выталкивает Дору на лестничную площадку и с силой захлопывает дверь.

А затем?

А затем ничего не происходит. Мария-Тереза, после того как Пабло сказал ей: «Ты знаешь, как я люблю тебя», фразу, на которую он не скупился, покидает мастерскую и, как обычно, спускается в метро, где смешивается с толпой… А Дора, придя домой на улицу Савуа, бросается на кровать и безутешно рыдает…

На следующий день Пабло звонит Доре Маар, приглашая на традиционный обед в «Каталонце», как будто ничего не произошло. В конце концов, разве женщины, по их собственным словам, не являются «организмом, обреченным на страдания»?

В любом случае, он доволен собой: он умеет их укрощать и манипулировать ими. Он сохраняет обеих любовниц — они полностью в его распоряжении, и он может даже позволить себе удовольствие наблюдать, как они сражаются друг с другом за него…

Но каков же на самом деле этот мужчина, обаятельный и несносный, щедрый, когда не скупой, любезный и эгоист, у которого садизм может легко смениться добротой? Именно это надеялся выяснить Поль Элюар, отправившись 21 мая 1942 года к одному из лучших графологов эпохи, Раймону Триллату. Он просит проанализировать почерк художника, естественно, скрыв личность автора. «Для тех, кто хорошо знает Пикассо, — пишет Элюар, — его вывод очень впечатляет». Вот несколько цитат из записей, сделанных Элюаром, когда Триллат комментировал почерк художника: «Очень нежный и очень жесткий, он игнорирует окружение и спокойствие. Его чувственность, его реакция мгновенна […]. У него возвышенные стремления, но он забывает о них, если может извлечь пользу. Он страстно любит и убивает то, что любит. Он печален. Он ищет выход и побеждает грусть творчеством, созиданием. Радость, счастье ему вредят. Печаль его укрепляет. Творец, безумный творец для одних, возвышенный для других. Выдающийся талант. Не стоит пытаться добиться от него чего-нибудь лестью, так как тогда он становится фальшивым».