Сергей Львов - Питер Брейгель Старший

Брейгель ничего не знает о будущем своей картины. О тысячах людей, которые будут спустя долгие века глядеть на нее и размышлять о ней. О том, как будут спорить, когда она написана: одни будут считать, что она создана в последние годы его жизни, другие, видя ее близость к «Падению ангелов» и «Безумной Грете», — приближать ее к ним.

Он не заглядывает вперед на века. Он твердо знает: доска, выбранная для картины, выбрана правильно и подготовлена по всем требованиям мастерства. Ничто, кроме огня, не уничтожит ее. За грунт он тоже может быть спокоен. Но ни веков — так далеко он не заглядывает, — ни лет не проживет эта картина, если он сейчас не решит, как и какой силы положить тот мазок, который он кладет сейчас, — один мазок, — если он не проживет этот миг не в мыслях о смерти, а в мыслях о работе. А за ним другой миг, и еще, и еще. Из них сложится день. Из дней неделя. Из недель месяцы. А потом наступит день, когда картина будет написана. И страх побежден.

Нам приходится все время переходить от картин Брейгеля к событиям, которые происходят за стенами его мастерской, в Антверпене и за его пределами. Отвлечься от них мы не можем, так же как не мог отвлечься и он. Они напоминают о себе. Беспрестанно. Повелительно. Грозно. В эти годы в жизни, вначале робко и глухо, потом более явно и сильно, зазвучала новая важная нота. Протестантизм, в котором воедино сливаются религиозные и социальные устремления, приобретает в Нидерландах все больше сторонников, влияние его расширяется. Еще совсем недавно никто не решался выступать в поддержку и защиту преследуемых протестантов, и они сами мирились с положением безропотных жертв. С некоторых пор это изменилось. Мрачно известный инквизитор Тительманс похвалялся, что ничего не боится, что никто не посмеет ослушаться его приказаний, и скольких бы людей ни повелел он схватить, покорятся и они и окружающие. Было время, когда он безоружным появлялся среди любой толпы и жестом указывал: «Взять его» — и все покорялись. А теперь не во всяком городе хозяин гостиницы решается пустить его в дом. Теперь, стоит ему появиться в городе, как вокруг него собирается враждебная толпа. Она преследует его криками, насмешливыми песнями, позорящими кличками. За словом протеста идет дело.

В городе Мессине толпа силою освобождает из тюрьмы нескольких еретиков. В Антверпене власти вынуждены на время отказаться от преследования кальвинистов. Но дальше всего дело зашло в Валансьене. Здесь едва ли не впервые горожане осмелились оказать противодействие инквизиторам, когда те осудили на сожжение двух протестантских проповедников.

С того момента, как был произнесен приговор, жители города собирались толпами под окнами городской тюрьмы, открыто выражали свое недовольство инквизицией и свое сочувствие ее жертвам. Несколько месяцев подряд продолжались эти демонстрации. Власти не решались привести приговор в исполнение.

Кардинал Гранвелла, хорошо знавший, что Филиппу известно не только то, о чем он сам докладывает ему в своих длинных и частых письмах, но и то, о чем он умалчивает, боялся недовольства короля, вызванного этой проволочкой. Он уговаривал, требовал, приказывал, чтобы аутодафе наконец состоялось.

В теплый весенний день на главной площади города сложили костер. Осужденных в позорных одеждах вывели на площадь и подвели к нему. Летописец, рассказывающий историю этого дня, утверждает, что один из протестантских проповедников, когда его привязали к столбу, воскликнул: «Отец небесный!» Свидетельство это сомнительно. Ведь известно, что осужденным на сожжение рот затыкали кляпом или зажимали зажимом.

В описании дальнейшего хода событий все источники сходятся. Когда дрова загорелись, из толпы в костер полетел снятый с ноги башмак. Это было условным знаком. Люди, толпившиеся вокруг костра, бросились вперед, свалили ограду, воздвигнутую властями из предосторожности, разметали уже занявшиеся дрова и отвязали осужденных. Тут вмешались солдаты. Они атаковали толпу, и, растерявшись, защитники несчастных дали увести их обратно в тюрьму. Но через несколько часов народ снова собрался, и впервые в истории нидерландской инквизиции тюрьма была взята штурмом в осужденные выпущены на волю. Горожане не только освободили их, но и помогли им скрыться, а потом бежать в безопасное место. Это событие вошло в историю под названием: «День тех, кого не сожгли до конца».

Маргарита Пармская и Гранвелла, получив известие об этом, решили действовать незамедлительно и строго. Они сами боялись гнева Филиппа. Они хотели доложить ему не о бунте, но о подавлении бунта. Прошло два дня после несостоявшегося аутодафе, и в Валансьен прибыли отряды вооруженной конницы. Начался скорый суд и жестокая расправа над действительными и мнимыми участниками нападения на тюрьму. Она была кровавой и разразилась над головами правых и виноватых. Может быть, Брейгель писал свой «Триумф смерти» не до, а после событий в Валансьене?

Одним из поводов для обвинения в ереси было, как известно, чтение и самостоятельное толкование Библии, запрещенное мирянам. Нет никаких свидетельств, которые позволили бы сказать, что Брейгель был протестантом. Несомненно только, что его симпатии были всегда не на стороне преследователей, а на стороне преследуемых. Этим чувством проникнуты многие его картины более поздних лет.

Несомненно и другое. Его обращения к сюжетам, взятым из Библии, говорят о самостоятельности и смелости его размышлений над ее текстами. Это само по себе было действием почти еретическим. Библейские сказания будили в нем мысли об его собственном времени, а размышления о собственном времени влекли за собой воспоминания о библейских сказаниях.

От Брейгеля осталось так мало документальных свидетельств, что каждое, даже краткое и отрывочное, представляет большую ценность. Одно из свидетельств сохранилось на его картине, которую принято называть «Самоубийство Саула». На этой картине есть не только подпись художника и дата, 1562 год, но и ссылка на то место Библии, которым навеяна эта работа, — «Саул, XXXI глава», иначе говоря, XXXI глава первой «Книги царств», где рассказывается история израильского царя Саула, точнее, ее конец.

История Саула — одно из самых развернутых и самых драматических повествований Библии. В ней есть и неожиданное возвышение в цари простого пастуха, и его долгая борьба с соперниками, победы, предательства и поражения. Несмотря на обилие сюжетов, скрытых в этой истории, художники не часто обращались к ней. Но образ Саула, сложная его судьба нередко служили темой протестантских проповедей.

Вот те строки, с которыми, по указанию самого художника, связана его картина: «…и побежали мужи израильские от филистимлян, и пали пораженные на горе Гелвуе. И догнали филистимляне Саула и сыновей его, и убили филистимляне Ионафана и Аминадава и Малхисуа, сыновей Саула. И битва против Саула сделалась жестокая, и стрелки из луков поражали его, и он очень изранен был стрелками. И сказал Саул оруженосцу своему: обнажи твой меч и заколи меня им, чтобы не пришли эти необрезанные и не убили меня, и не издевались надо мною. Но оруженосец не хотел, ибо очень боялся. Тогда Саул взял свой меч и пал на него. Оруженосец его, увидев, что Саул умер, и сам пал на свой меч и умер с ним. Так умер в тот день Саул, и три сына его, и оруженосец его, а также и все его люди вместе».