Сергей Львов - Питер Брейгель Старший

И, наконец, «плакаты» запрещали судьям изменять или смягчать назначенные этим документом наказания и всем людям, какого бы они ни были звания, просить императора или кого-нибудь иного, имеющего власть, о помиловании и подавать просьбы за еретиков. Тень от императорских эдиктов и от инквизиции, которая должна была обеспечить их выполнение, лежала на жизни нидерландцев от рождения и до смертного часа.

Иногда по Нидерландам проносились тревожные слухи, что на них будет распространена власть испанской инквизиции. Но этого не происходило по причине, которая вряд ли могла кого-нибудь особенно утешить. Испанские власти полагали, что нидерландская инквизиция по своему рвению ничуть не уступает испанской, поэтому она и оставалась исполнительницей жестоких императорских «плакатов». Один старый историк писал о Нидерландах XVI века: «Костры не угасали; монахи, более умевшие жечь реформаторов, чем опровергать их, поддерживали огонь в кострах, подкладывая человеческое мясо».

Преследования постепенно объединили нидерландцев в их отношении к Испании, но это потребовало долгого времени. Трудно сказать, в какой степени нидерландцы первой половины XVI века ощущали не только свою принадлежность к провинции, в которой жили, но и к стране — к Нидерландам как единому целому. Различия между провинциями были очень велики. Они проявлялись во всем, начиная с языка: в одних говорили на нижненемецких диалектах, в других — по-голландски, в третьих — по-валлонски, в четвертых — по-французски. Слова «родина», «отечество», «наш прекрасный край Нидерланды» стали звучать позднее, в пору начавшейся борьбы против испанского владычества.

Провинции отличались не только языком, костюмами, обычаями. Брабант и Фландрия издавна, еще со времен бургундских герцогов, были богаче всех других нидерландских земель. По всей Европе славились фландрские и брабантские сукна, тонкие, прочные, яркие.

К XVI веку старинные богатые города стали терять прежнюю славу и былое значение. Тому было много причин. Прежде всего Англия стала все меньше и меньше покупать сукно в Нидерландах, и сукноделие начало приходить в упадок. Старинные города гордились старинной цеховой организацией, всячески охраняли ее от новшеств. Это оказалось роковым, когда стали выдвигаться другие города, уже отказавшиеся от строгой средневековой регламентации производства и торговли.

В Нидерландах стремительно возникали и быстро развивались производства, основанные на новом, мануфактурном принципе. На них выплавляли сталь, ковали железо, варили мыло, рафинировали сахар, тянули проволоку, изготовляли бумагу. В стране появились доменные печи, большие кузницы и даже вместо старых мастерских печатников с одним тискальным станком — большие типографии со множеством станков.

Обгоняя соседей, на севере, в Голландии, рос и богател Амстердам. Некий голландский купец-мореплаватель первым научился засаливать в бочках сельдь и способствовал своим открытием возвышению города. Скромная пища поста, любимое блюдо бедняков, приносило Амстердаму огромные барыши. С амстердамскими корабельщиками, уходившими на лов сельди и плававшими в Северном и Балтийском морях, соперничали мореходы самого большого в Нидерландах торгового порта — Антверпена.

Волны этой бурной — промышленной, торговой, мореходной — деятельности докатывались и до деревень, расположенных в глубине страны. Напрасно старые ремесленные цехи препятствовали крестьянам заниматься традиционными промыслами городских цехов. Процесс этот, начавшись однажды, был необратим. Новые мануфактуры, не считаясь с цехами, раздавали по деревням сырье, а потом собирали готовый товар. Заказы и деньги из города приносили в деревню и отголоски того, чем жили большие города. Да и огромному нидерландскому флоту постоянно были нужны моряки. Деревенские парни уходили в плавания и могли повидать не только порты Нидерландов, но и заморские страны. И в то же самое время в глухих деревнях Люксембурга, Оверсэйла, Гелдерна жизнь шла, как испокон веку. Крепостничество сохраняло здесь самые старые, самые жестокие формы. Но были в Нидерландах и такие провинции, которые никогда не знали крепостного права, здесь крестьяне веками отстаивали свою вольность от феодалов с оружием в руках.

На северо-западе страны тянулись непроходимые топи болот и лесные чащи, а в центре по берегам рек высились прекрасные города, изумлявшие европейских путешественников. Казалось, никак не складывается эта страна, состоящая из множества старинных провинций, в единое целое, которое можно обозначить одним словом. Но медленно и подспудно процесс объединения шел.

В Нидерландах и в соседних странах происходили события, потрясавшие всю страну от Гронингена на северо-востоке до Арраса на юго-западе, от Остенде на берегу Северного моря до Битбурга на немецкой границе.

Самое долгое, самое грозное эхо породили Реформация и Крестьянская война в Германии. Реформация, начавшись на немецких землях, захватывала и соседние нидерландские земли. Из Германии в Нидерланды приходили не только проповедники новой веры, но и вооруженные отряды ее сторонников, а реформаторы, преследуемые в Нидерландах, часто находили убежище в Германии. Одна из самых революционных ересей — движение анабаптистов — вообще не может быть привязано только к Нидерландам или только к Германии — оно перекатывалось из страны в страну.

Сильное влияние оказывало на Нидерланды и все, что происходило в соседней Франции, где гугеноты, хотя и подвергались преследованиям, приобретали все больше и больше сторонников.

Сочинения лидеров протестантизма во всех его оттенках попадали в Нидерланды и из Германии и из Франции, да и сами участники религиозных войн приходили, приезжали, приплывали сюда. Громким эхом отзывались в стране важнейшие события и идеи эпохи. Все, что происходило за ее пределами, становилось скоро известным здесь, иначе и не могло быть, прочные связи и сложные интересы соединяли ее с окружающим миром.

Не только религиозная борьба приводила к событиям, о которых узнавали все Нидерланды. Питер Брейгель был подростком, когда во Фландрии восстал и был подавлен город Гент. От Гента во Фландрии до деревни Брейгель подле Бре в Лимбурге расстояние немалое. Но такие вести распространяются быстро. О них тревожным шепотом рассказывают в деревенском трактире, о них говорят священники в проповедях. Им посвящены королевские указы, написанные на пергаменте с привешенными к ним круглыми печатями на витых шнурах. И во всех городах и во всех местечках Нидерландов королевские герольды, развернув скрипучие свитки, читают эти указы.

Гент уже к началу XVI века утратил часть своего былого могущества. Но все же он оставался одним из самых больших, богатых и прекрасных городов страны. Его населяло без малого двести тысяч человек — огромное число для того времени!