Лев Анисов - Александр Иванов

На пятый день пути, в 8 часов вечера прибыли в Травемюнде — гавань в Любеке, куда привозили русских путешественников, отправлявшихся за границу.

Германия!

Захватив чемоданы, поспешили на берег. В удивлении смотрели на прижавшиеся друг к другу одноэтажные дома, вытянувшиеся словно пиявки. Несмотря на поздний час, отправились осматривать местность. Лишь к полуночи вернулись в «Отель де Амбур», где оставили вещи, и долго обсуждали увиденное. Смеясь, вспоминали первую встреченную иноземку — старуху-немку с тщательно завитыми седыми буклями.

Утром бот отвез их в Штеттин, откуда на почтовой карете отправились в Берлин. В маленьких городах, на станциях (их здесь называли «шнапсстанцион»), где кондукторы подкреплялись вином и пивом, хорошенькие молоденькие немки пытались соблазнять русских путешественников, но безуспешно («…я удержал твердо порывы сильнейшей страсти», — сообщал Александр Иванов отцу).

Надобно сказать несколько слов о спутнике Александра Иванова. Обаятельный, с живой душой Григорий Лапченко был крепостным графа М. С. Воронцова — наместника Новороссии. Граф, — человек властный, умный, — ценил искусство и покровительствовал талантливым людям. К тому же ему хотелось иметь художника «из своих людей». Благодаря ему Лапченко попал в Академию художеств, а по окончании ее Воронцов на свои деньги отправил его в Италию. Не знал, да и не мог знать Лапченко, что в Италии женится на одной из красивейших девушек и что здесь настигнет его несчастие — он потеряет зрение и не сможет более заниматься живописью.

У Александра Иванова было с собой письмо казначея Общества поощрения художников А. П. Сапожникова [16] Андрей Петрович Сапожников (1795–1855) — исторический живописец и портретист, главный наставник и учитель черчения и рисования в военно-учебных заведениях. Посещал классы Академии художеств. ОПХ поручило ему наблюдение за пенсионерами. к русскому пенсионеру в Риме живописцу П. В. Басину (письмо Иванов не успеет вручить адресату: Басин до приезда художников в Рим уедет в Россию). Кроме письма в чемодане лежали тетради с выписками из прочитанных книг по искусству и строгая инструкция, полученная от Общества поощрения художников, которую Иванов перечитал не раз.

Были в ней следующие строки: «Общество Поощрения… приняло вас в число своих пенсионеров и определило отправить в сем качестве на четыре года в Рим, для усовершенствования в исторической живописи…

В проезд ваш по Германии и будучи в Италии, вы должны посещать собрания картин, церкви и дворцы, в которых имеются отличные художественные произведения, и как наиболее изобилуют оными столицы, то вы особенно в них не упустите обозревать все достопримечательности. В некоторых, по мере надобности, вы можете останавливаться на неделю, или более; так напр.: в Берлине, где Академия Художеств, королевская галерея на Сан-Суси, заслуживают примечания, вы можете прожить дней семь. Отправляясь отселе в Дрезден, вы здесь найдете редкое собрание картин классических в галерее королевской и антиков в Японском дворце. Вы тут первый раз увидите Рафаэля, Корреджио, Каррачи в полной, если можно так сказать, силе их…»

По дороге в Рим должно было посетить Вену, Милан («В Милане вы увидите Тайную Вечерю Леонардо да Винчи»), Болонью, Флоренцию (отечество Микеланджело Буонарроти).

На проезд до Рима и осмотр достопримечательностей полагался целый год.

«Во второй год, — писалось в инструкции, — вы нарисуете картон в большую величину с картины Микель-Анджело, что в капелле Сикстовой в Ватикане, изображающей Сотворение человека…

В третий год вы должны заняться произведением картины своего сочинения значительной…»

Был и еще один пункт в Инструкции, который вызывал прямо-таки раздражение у Иванова: «…вы обязаны чрез каждые два месяца во все время пребывания вашего вне отечества присылать в Общество ваши донесения, описывая в них, что видели и что делали за истекшее время. Не скрывайте ваших чувствований и мнений, — в членах Общества вы должны видеть людей желающих и имеющих способы быть вашими благодетелями. Надобно это чувствовать, быть признательным и потому откровенным…»

Уже пребывая в Риме, художник пожалуется своему приятелю М. Е. Васильченко: «Я в Риме, но с инструкцией, которая непременно требует того, что бывает только следствием свободных чувств человека, — требует признательности. Тут, признаюсь, совсем нет места свободе: я окружен предметами истинно приносящими мне пользу, я доволен, я забываю все обидное, я восхищаюсь, — тут рождается чувство признательности, в восторге ищу виновника моего счастия… вдруг вспоминаю, что мне все это приказано — и все благородное во мне замирает, и я посреди царства небесного впадаю в какую-то одичалость».

Истины ради, скажем: полнотой своих отчетов, серьезностью оценок и суждений об увиденном Александр Иванов приведет в восторг своих покровителей.

— За границу мы поехали вдвоем с Лапченко, — расскажет много позже, 27 января 1843 года, А. А. Иванов своему другу Ф. В. Чижову. — Он не знает ни слова по-французски, ни по-немецки; я плохо по-французски, и еще хуже по-немецки; дорога поэтому была нам чрезвычайно как трудна. Ко всему этому моя голова совершенно неспособна к цифрам и денежным соображениям, так что, наконец, я просил Лапченко выучить только названия чисел, когда начинаю говорить, то о цене не думаю, а просто смотрю на него, что он скажет, дорого или нет, и по этому уже торгуюсь. Можете представить, чего это стоило. Приезжаем мы в Дрезден; я вижу в первый раз Рафаэлеву Мадонну, и, признаюсь, она поразила меня. Начинаю писать. Дьявольски трудно; нейдет. Ну, однако же, я написал. (Неоконченная копия Сикстинской Мадонны будет висеть в его мастерской в Риме.)

Дрезденская галерея… Собрание Лихтенштейна в Вене Иванова поражает, что здесь хорошие картины висят рядом с посредственными… Запомнилась картина Рембрандта «Истязание Христа», но голландец не стал ему близок… Болонья. В ней Иванов старательно выискивал, как велено было по инструкции, картины Гвидо Рени, Доминикано… Памятуя о просьбах отца, в одном из музеев долго рассматривал «Исцеление хромого» Пуссена… Галереи Уффици и Питти во Флоренции…

«…выискивая изящное в Германии, я в то же время нес трудную должность кондуктора и не имел ни часу покоя, — сообщал А. А. Иванов 28 февраля 1831 года в донесении из Флоренции, — в промежуточное время от наблюдений, надобно было изучать слова, чтоб не впасть в обман, а ограниченная сумма требовала чрезвычайной расточительности, следоват., умственная система моя от непрерывного напряжения начинала притупляться и сие-то самое также немало способствовало отложить путешествие до другого раза».