Мария Чегодаева - Заповедный мир Митуричей-Хлебниковых

Помню, я встретил его на дворе его дома. Я пришел со своей обычной корзинкой с обедом от Исаковых для Велимира. <���…> Он шел в расстегнутом тулупчике, серый, с блуждающими глазами и трясущимся подбородком. Под мышкой папочка с рукописями. Снег шел большими хлопьями. „Есть письма — месть“, — может быть, думал он и складывал: „Мой плач готов и вьюга веет хлопьями … Я продырявлен копьями духовной голодухи…“»

В стихотворении была затронута тема пропажи рукописей, отданных Маяковскому для издательства Лефа. Действительно, судя по всему, ряд произведений Хлебникова («Семь крылатых», «Тринадцать в воздухе», «Пушкин» и некоторые другие) был утерян [121] Л. Ю. Брик утверждала, что «писал Хлебников постоянно и написанное запихивал в наволочку или терял. Когда уезжал в другой город… наволочку оставлял где попало. Бурлюк ходил за ним и подбирал, но большинство рукописей все-таки пропало». (Альманах «С Маяковским». — М., 1934. С. 78). Так ли было на самом деле? Хлебников, во всяком случае, считал иначе. . Хлебников крайне болезненно относился к этой потере, по-видимому, считал ее не просто небрежностью, но предательством бывших друзей, их попыткой «обокрасть» его.

П.В.: «Во время отлучки Велимира из комнаты Спасский мне говорит, что у Велимира что-то произошло с Маяковским. Я предложил Велимиру пойти к Брикам сегодня же. Он просто согласился, будто бы ничего не произошло. И я, не спрашивая его ни о чем, пошел с ним.

Вошли, прислуга пустила как знакомых в сени. Стучусь в дверь. Маяковский спрашивает: „Кто там?“ Я вхожу. Меня приветливо встречают. Не замечаю, что я вошел один, а Велимир остался за дверьми. Я говорю, что пришел не один, что со мной Велимир. „А, Витя, — говорит Маяковский. — Заходи. Что ты там застрял“. Велимир входит, сутулясь, с поднятым воротником пиджака, как обычно пряча бельевое одеяние. Общий кивок всем и затем уединяется. Но тут уже накрыт длинный стол. Гости, вино (впрочем, не помню, было ли вино). Были жареные утки — помню. Велимир садится за поперечное крыло стола, на другом конце стола Маяковский. Гости — Асеевы и еще кто-то. <���…>

Маяковский замечает мне, что Велимир пополнел. „У Велимира отекшее, опухшее лицо, — говорю я, — и считать это явление здоровой полнотой — ошибка“. Разговор переходит на другую тему. Велимир молча ел все, что ему давали. От сладкого не отказался и я.

После обеда столы освободились. Поставили рулетку. Маяковский один забавляется с ней, пуская шарик на вертелку. „Ну, выползайте играть“, — наконец говорит он. Мы с Велимиром сидели за чайным столом, услаждаясь кусочком сладкой булки…» [122] Митурич П. В. Мое знакомство с Велимиром Хлебниковым // В кн.: П. Митурич. Записки сурового реалиста… С. 50–51.

Поистине, трагический контраст существования двух поэтов!

П.В.: «…в комнатушке холодно. Я принес в банке суп и кусок пирога. <���…> Пока донес обед с Арбата, он остыл. Но Велимир сразу принимается за еду… Он всовывает пирог в банку с супом, разминает ложкой и ест. Он не может жевать пищу, так как у него осталось несколько передних зубов, которые мешали жевать деснами, поэтому он предпочитал есть размягченную пищу.

Обычно мне давалась во время его обеда рукопись. Поев, Велимир усаживался по-турецки на свою железную кровать. На табуретке, около, чернила в баночке и бумага. Кладет папку на ноги и пишет <���…>».

Митурич сделал позже (в 1924 году) по памяти рисунок «Велимир в Москве 22 г.». Характерный профиль с крупным носом, высоко поднятой темной бровью. Растрепанные, видимо, давно не стриженные (а может быть, и не мытые) волосы; поднятый воротник пиджака; пальцы придерживают отвороты, явно пытаясь прикрыть то, что под пиджаком… Вид почти бродяги или, скорее, мальчика-беспризорника — что-то удивительно детское ощутил художник в этом лице с наивно приоткрытым ртом и устремленным куда-то в неведомую даль широко открытым глазом.

П.В.: «Мы продолжали с Исаковым продвигать дело напечатания произведений Велимира, начав с „Зангези“.

Обложка к „сверхповести“ „Зангези“ также была сделана П. Митуричем. Как и в „Вестнике“ — вольный рукописный шрифт прописью: „велимир хлебников Зангези “ — и внизу справа „Москва 1922“, а в левом углу инициалы „П.М.“. А вокруг этой традиционно скомпонованной надписи — взрыв бурных черных мазков, завитков, спиралей, напоминающих не то фейерверк, не то извержение из недр земли фонтана нефти или лавы…»

П.В.: «Однажды Велимир исчез из Москвы. Оказывается, его увез из Москвы к своей знакомой или родственнице некий скрипач Рейнбальд (известный больше своими хулиганскими выходками и пьянством). Там Велимира плохо приняли грубые и невежественные люди (как потом говорил сам Рейнбальд), и Велимир, не имея денег на проезд в поезде, ушел пешком оттуда. <���…>

Велимир сказал, что он хотел бы послать в Астрахань матери немного денег. У нас было денег только на восьмушку чая, данные Маяковским 4 рубля. Велимир просил послать половину матери Екатерине Николаевне. „Тогда, — говорит, — у меня развяжется узелок“.

Екатерина Николаевна получила эти деньги с письмом на переводе, в котором я извещал ее о болезни сына. Это послание потом оказалось последним приветом от сына. Эти два рубля ей не нужны были, но она понимала, что послано потому так мало, что и такие деньги у Велимира бывали редко.

Существование его протекало на подачках приятелей-друзей. Я снабжал его табаком-самосадом, привезенным из деревни, и зажигалкой. Приносил обед от Исаковых часто, но не каждодневно. Видел, что ему еще приносили кое-что съедобное. <���…>

Как-то в моем присутствии заходит к Велимиру Крученых, который на этой же лестнице этого дома получил во владение комнату. Велимир сидел в дальнем углу в холщовом кресле Спасского. Я стою с вошедшим Крученых у дверей. „Ну что, как Витя?“ — обращается он ко мне. Я рассказываю о ходе болезни. Он ободряюще обращается к Велимиру, при этом прибавляет: „Мы с тобой много натворили дел и немало еще совершим славных побед“. Попрощался со мной и ушел. Велимир сидел неподвижно и никак не реагировал на присутствие Крученых, будто бы он и не приходил. Я понял, что появление его ему неприятно и тоже изгнал его из нашего употребления».