Мария Чегодаева - Заповедный мир Митуричей-Хлебниковых

Рассказывают (они все учились в Академии в батальном классе), что однажды профессор поставил постановку — отступающие французы. Это было перед большим окном, выходящим в сад, зимой; на первом плане были навалены табуретки, покрытые простынями, долженствующие изображать сугробы, и по этому как бы шли натурщики, одетые во французскую форму. Львов, рисуя это, добросовестно изображал все табуретки, которые все-таки чувствовались, и сколько ни бился профессор, не мог поколебать Львова, отвлечь его от добросовестного рисунка.

Митурич был художником совсем другого склада — суровый, серьезный, иногда даже жестокий. Стоит вспомнить его рисунок мертвого Хлебникова. Портреты его были очень сильные, но когда он изображал пространство, мне кажется, что он слишком следовал прямой перспективе, механически ее применял. Он делил художников и картинщиков и к последним был беспощаден. Черный цвет в его графике имеет большое значение» [185] Не могу не вспомнить, как в Самарканде, в эвакуации в 1942 году, Владимир Андреевич распекал молодого художника, который, рисуя самаркандский пейзаж, «убрал» столбы электропередачи. Фаворский требовал абсолютной художественной честности и говорил, что если уж художник избрал мотив, в который входят столбы, он обязан следовать во всем натуре, ничего не искажая и не «поправляя». .

Николай Николаевич Купреянов подтверждает слова Фаворского о влиянии на него Митурича — действительно он сыграл немалую роль в становлении Купреянова.

«Я много сотрудничал в журналах. <���…> Однако через 3–4 года такой работы оказалось, что образы собственных рисунков заслоняют собой окружающий мир, а литературная тема не становится пластической. В осознании мною этого значительная роль принадлежит художнику П. В. Митуричу, с которым я был близок в те годы. Его капризной и пристрастной критике я многим обязан в своем развитии» [186] Купреянов Н. Н. Литературно-художественное наследие. — М., 1973. С. 82. .

Н. Н. Купреянов — Н. Н. Пунину. 5 февраля 1923 г. Москва.

«Понимание рисунка и графики, осуществляемое в работах Митурича, Бруни и Лебедева, в значительной степени определяет круг задач, стоящих передо мной. <���…> Я посылаю свои рисунки в полном сознании того, что аналогичные или даже те же самые задания, что стояли передо мной, в работах Митурича и Лебедева получили гораздо более завершенное и последовательное разрешение» [187] Указ. соч. С. 171–172. .

В. А. Фаворский: «Теперь я хочу сказать о Николае Николаевиче. Купреянов был гравер, ученик Остроумовой, на нее совсем не похожий. В гравюрах штриховых он использовал крайнюю экономию штриха и тем не менее получал изображение. <���…> Гравером он был хорошим, но рисовальщик и акварелист — замечательный. Он мечтал о масляной живописи, а не успел…» [188] Фаворский В. А. О рисовальщиках // Указ. соч. С. 11–13.

Н. С. Изнар: «Начата новая глава — живопись маслом, о которой он сказал: „Я двенадцать лет учился рисовать, кое-чему научился — теперь я буду двенадцать лет учиться живописи и наверное что-нибудь сделаю“».

Но этих лет ученья не было дано художнику. 12 декабря 1933 года была открыта посмертная выставка Н. Н. Купреянова.

«Ниночка, погиб Николай Николаевич. Утонул, купаясь на даче. Все было реальностью. Как Вера [дочь] вбежала в квартиру и на мой вопрос, что с ней, сказала: ужас, какой ужас — утонул Котька. Он купался рядом за поворотом. Никто не слыхал, как он крикнул „судорога“»… [Из письма Н. С. Изнар Нине Константиновне Бруни 2 августа 1933 года.] [189] Н. С. Изнар. К биографии Н. Н. Купреянова // Указ. соч. С. 73.

В. А. Фаворский: «Я не считал себя рисовальщиком, особенно в таком окружении, но Николай Николаевич почему-то попросил меня нарисовать его портрет. И я рисовал его. Но у меня несколько раз ничего не получалось. Эти неудачные портреты у меня хранятся. Было довольно голодно, и это действовало. Наконец в третий раз (или какой другой — не помню) я достал бутылку вина и выпил немного, оживел и нарисовал его более или менее хорошо. <���…> Боюсь предположить, но кажется, что этот рисунок он хотел оставить после себя, рассчитывая на смерть свою» [190] Фаворский В. А. О рисовальщиках // Указ. соч. С. 11–13. В трагической гибели Н. Н. Купреянова, которую он, по словам Фаворского, словно бы предчувствовал, было нечто предопределенное — как и в смерти Хлебникова. Дворянин, юнкер из числа тех, что охраняли Зимний дворец в октябре 1917 года, он фактически был обречен. Смерть спасла его от репрессий 1937 года; его работы — от исчезновения в подвалах НКВД. .

В 1925 году в Государственной Цветковской галерее состоялась «Выставка рисунков группы художников: Л. А. Бруни, Н. Н. Купреянова, В. В. Лебедева, П. И. Львова, П. В. Митурича, В. Е. Татлина, Н. А. Тырсы» — для Москвы событие необычайное.

Подготовка к выставке шла не просто. Между «устроителями», во главе которых стоял искусствовед А. В. Бакушинский, возникли острые несогласия относительно состава участников, вначале включавшего в себя, кроме поименованных, еще Веру Митурич-Хлебникову, Фаворского, Борисова.

Н. Н. Купреянов: «Вы знаете, как кончилась эпопея с выставкой (нашей: Митурича и Ко)? Бакушинский увидел, что добром ни до чего договориться нельзя, заговорил диктаторским тоном и добился всего, чего хотел: отставил Хлебникову, отложил до другой группировки Фаворского и Борисова [191] Борисов Анатолий Алексеевич, муж Н. О. Коган. . Это все — хорошо, но Митурич сказал, что раз так, то он даст только „несколько работ“. Это значит, что лучших не даст, оставит „до другого раза“ — с Хлебниковой. В виде компенсации обещано 70 работ Львова. Я очень старался убедить Львова, что это невыгодно, но мне это не удалось» [192] Купреянов Н. Н. Литературно-художественное наследие. С. 135. .

В конце концов выставка состоялась — трудно представить себе состав участников более блистательный.

«Государственная Цветковская галерея. Каталог выставки рисунков группы художников Бруни Л. А.; Купреянова Н. Н.; Лебедева В. В.; Львова П. И.; Митурича П. В.; Татлина В. Е.; Тырсы Н. А. 1925».

Л. Бруни дал на выставку циклы рисунков и акварелей 1921–1924 годов «Солнце», «Чаща», «Лес», серии «Зоологический сад» и «Детскую серию» — всего 22 акварели и рисунка тушью и карандашом.

Н. Купреянов представил свои крымские рисунки 1924 года, сделанные тушью, кистью, черным карандашом и цветными карандашами — такие как «Айша», а из его Селищевских серий — «Красную лошадь», сделанную тушью с подцветкой акварелью — всего пятнадцать работ.

Владимир Лебедев дал немного — шесть интерьеров — «Intérieur», как значится в каталоге, и два пейзажа тушью с белилами.

У Львова действительно было представлено много, больше всех — правда, не 70, но 52 рисунка, преимущественно пейзажи и несколько портретов итальянским карандашом.