Роже Авермат - Рубенс

Когда срок двенадцатилетнего перемирия истек, начались робкие переговоры о новом соглашении, но они сорвались или, во всяком случае, затянулись. Полагаясь на ничем не подкрепленные слухи, эрцгерцог Альберт вбил себе в голову пустую надежду — вернуть Соединенные Провинции под власть Испании. Можно себе представить, какой успех ожидал его представителей! В свою очередь Мориц Нассауский угрожает прекратить переговоры, если о них проведает французский король. От пылкого Морица Нассауского — сына Вильгельма Молчаливого и той самой Анны Саксонской, которая родила дочь Яну Рубенсу, — осталась только тень. Двенадцать лет назад он и слышать не хотел о перемирии, но теперь силы его подорваны болезнью и он не прочь договориться с Испанией. Но переговоры должны вестись в самой большой тайне, потому что в обоих лагерях есть непримиримые противники каких бы то ни было соглашений. Один из самых несговорчивых — посол Испании при брюссельском дворе, кардинал де ла Куэва [154] Алонсо де ла Куэва, маркиз де Бедмар (1572–1655) — кардинал, посол Филиппа IV при дворе эрцгерцога Альберта и Изабеллы в 1618–1629 гг. .

Алонсо де ла Куэва, маркиз де Бедмар, — человек столь же энергичный, сколь лишенный щепетильности. Душой и телом преданный своему государю, он вынужден был покинуть Венецию, где был аккредитован, так как оказался замешан в заговоре, целью которого было отдать Венецианскую республику во власть Филиппа IV. В Брюсселе он также соблюдает только испанские интересы и в этом смысле противостоит Спиноле, влияние которого всячески старается пошатнуть. Он враждебно относится к Штатам, насмехается над их привилегиями, называя их «формальностью и забавой народов-глупцов». При инфанте он играет ту же роль, что при Маргарите Пармской играл Гранвелла [155] Антони Перрено де Гранвелла (1517–1586) — кардинал, главный советник правительницы Маргариты Пармской. , и слава у него если не столь же громкая, то столь же дурная.

После смерти своего супруга Изабелла считается уже не правительницей, а наместницей Нидерландов. Это не просто смена титула. Мадрид твердо намерен управлять Нидерландами «издали», как если бы речь шла о стране, составляющей собственность испанской короны, сохранив инфанте лишь видимость власти. Канцлер Брабанта Пекиус поручает Рубенсу вести за спиной Куэвы кое-какие переговоры с его шурином Яном Брантом, живущим в Голландии. Попытка Пекиуса потерпела неудачу. Нидерландцы снова пытаются вести тайные переговоры с Голландией через лиц, не имеющих никаких официальных титулов. Но все напрасно — Испания, управляемая энергичной рукой Оливареса, намерена отыграться за все свои прежние неудачи.

Вскоре начинаются военные действия. Спинола выступает в поход, а Соединенные Провинции ставят во главе войск генерала Эрнеста де Мансфелда, получившего боевое крещение в Германии.

Если Рубенс не добился успеха в своей дипломатической миссии, как художник он по-прежнему на вершине славы. Правда, и тут не обходится без разочарований. Так, сделка с картиной Бассано обернулась для него весьма неприятно. Агенты Карлтона, Мэттью и Трамбел, переслали полотно Рубенса в Англию. В отчете своему хозяину Мэттью писал: «Оригинал картины, великолепное произведение, был продан герцогу Баварскому за сто фунтов стерлингов. Но он был больше этой картины. Рубенс признался мне, что эта вторая „Охота“ не полностью написана им самим, и я теперь весьма признателен ему за его откровенность, потому что даже полуслепой сразу может это увидеть. Однако Рубенс утверждает, что прошелся по всей картине своей рукой». Что до цены, Мэттью осторожно заговорил об этом с художником, «но его требования напоминают законы мидян и персов — они нерушимы». Не менее суров в своей оценке Трамбел. Он даже предлагает расторгнуть сделку и обратиться к ван Дейку, который только что приехал в Англию. «Ставлю обе свои руки против пары перчаток, что ван Дейк напишет лучшую картину, чем эта, и за половину цены, какую требует Рубенс».

Лорд Генри Денверз, получив «Охоту на львов», впал по-видимому в страшнейший гнев. Он намеревался преподнести картину Рубенса принцу Уэльскому, а получил скверную копию. Он требует, чтобы ему прислали оригинал либо вернули его Бассано. Карлтон пишет художнику: «Возвращаем Ваших львов в целости и сохранности и просим прислать вместо них животных более спокойных и лучше написанных». Рубенс очень огорчен. Особенно когда узнает, что картина предназначалась принцу Уэльскому. Он всячески оправдывается. «Мне никто не говорил», уверяет он, «должна ли картина быть полностью написана мною или просто исправлена моей рукой» [156] Из письма к Трамбелу, написано в Антверпене 13 сентября 1621 г. , и предлагает, что заменит не угодивших Денверзу львов. Лорд Денверз соглашается, но все-таки уладить дело не удается. Оно приводит к окончательному разрыву отношений: Бассано возвращается в Лондон, а львы — в Антверпен.

Возникают неприятности и с гравюрами. В 1619 году, наняв Люкаса Ворстермана, Рубенс со спокойной душой мог написать Питеру ван Веену: «Я всегда слежу за тем, чтобы гравер не отходил от образца, и мне это удается легче, когда под моим наблюдением работает молодой человек, исполненный усердия, чем когда я доверяю дело известным мастерам, которые повинуются только прихоти своей фантазии» [157] Из письма к ван Веену, написано в Антверпене 23 ноября 1619 г. . Когда Рубенс выдал Ворстерману эту похвальную аттестацию, тому было двадцать четыре года. Увы, молодой человек не оправдал возложенных на него надежд. «За два года, — жалуется Рубенс, — мы не напечатали ничего достойного упоминания по вине моего гравера» [158] Из письма к ван Веену, написано в Антверпене 30 апреля 1622 г. .

И в самом деле, Ворстермана настолько захлестнула мания величия, что с ним стало невозможно иметь дело. Он утверждает, что вся ценность эстампов в его, Ворстермана, работе и, конечно, в славе его имени. Эти претензии приводят Рубенса в ярость. С таким характером Ворстерману остается только работать самостоятельно. Он так и поступил. При этом он не обошелся без угроз по адресу своего бывшего патрона. Кое-кто из друзей Рубенса был так этим обеспокоен, что даже обратился к властям, чтобы они позаботились о безопасности великого художника. Эрцгерцогиня выразила готовность защитить Рубенса, но Рококс отказался, и отнюдь не потому, что бургомистр Антверпена проявил безразличие к судьбе своего друга. Скорее всего, Рококс просто хорошо знал, с кем имеет дело, и не придавал серьезного значения угрозам Ворстермана. То, к чему брюссельский двор отнесся всерьез, для коренного антверпенца было всего только заурядной перепалкой между двумя художниками…