Роже Авермат - Рубенс

Во второй половине 20-х годов, связанных с дипломатической деятельностью художника, в его творчестве заметна тенденция к усилению активной роли содержания, борьба за мир средствами искусства. Так, он пишет в Англии в 1629–1630 годах картину «Конец войны», где мифологические персонажи олицетворяют высоко ценимые им сокровища жизни — любовь, материнство, радость, богатство, изобилие, наслаждение. Паллада защищает этот прекрасный мир, изгоняя Марса и фурию раздора Алекто. Картина может служить вещественным доказательством искренних усилий художника установить мир для его страны. На этом поприще он добивается успеха — его переговоры завершаются заключением мира между Испанией и Англией. Об этом периоде Роже Авермат сообщает очень подробно, приводя выдержки из многочисленных писем. Переписка Рубенса и его современников в эти годы позволяет нам проследить все его действия чуть ли не по дням и подводит нас к концу 1630 года, когда художник возвращается на родину и решает второй раз вступить в брак. Вокруг этой женитьбы всегда было много толков. Обычно все склонны преувеличивать влияние Елены Фоурмент на его жизнь и настроение его искусства. Трезвое рассуждение художника о причинах женитьбы дает представление о его характере и исключает всякие кривотолки. В письме к Пейреску он сообщает: «Я взял молодую жену, дочь честных горожан, хотя меня со всех сторон старались убедить сделать выбор при дворе, но я испугался этого бедствия знатности и особенно надменности, присущей этому полу. Я хотел иметь жену, которая бы не краснела, видя, что я берусь за кисть, и, сказать по правде, мне показалось жестоким потерять драгоценное сокровище свободы в обмен на поцелуи старухи». Вот прямой ответ на частые намеки на рубенсовское тщеславие — превыше всего он ценит свое ремесло. Понятие личной свободы для него бесценно. Войдя в жизнь Рубенса, Елена Фоурмент, по существу, мало что в ней изменила. Отказ от дипломатической деятельности совпал со смертью в 1633 году эрцгерцогини Изабеллы и с тягчайшей болезнью художника, которая, измучив, свела его в могилу. Известно, что приступы подагры начались у него с давних пор и повторялись много раз, заставляя тяжко страдать. В последние годы у него перестает работать правая рука, он часто вынужден лежать в постели. Однако, обладая колоссальной волей, Рубенс продолжает работать. Ничто, казалось, не меняется в этом творчестве, исполненном оптимизма. Но в нем мы ощущаем теперь большую силу личного переживания, мощь лирической окраски образа, обнаруживаем личное восприятие художника. К этому подводит все его искусство середины 20-х годов. Следует заметить, что Рубенс не отказывается от своих прежних завоеваний. Он по-прежнему выполняет декоративные и монументальные работы в чисто барочном ключе. 30-е годы — это время создания цикла картонов для гобеленов «Жизнь Ахилла», плафонных композиций для банкетного зала в Уайтхолле, эскизов для триумфальных арок и некоторых картин — «Quos ego!» (Картинная галерея, Дрезден), «Встреча кардинал-инфанта Фердинанда и Фердинанда Венгерского при Нордлингене» (Музей истории искусств, Вена) — по случаю торжественного въезда в Антверпен нового наместника. Наконец, появляется серия эскизов для картин, предназначенных украсить охотничий павильон Торре де ла Парада в Испании. Картины этой серии выполнялись многими фламандскими живописцами по эскизам Рубенса, включая Иорданса, Тюлдена, Дипенбека и других, и часто имеют подписи своих исполнителей. По-прежнему, фантазия, изобретательность, новизна решений кажутся неисчерпаемыми. Но вместе с тем если раньше все внимание его было поглощено заботой о композиции, связи фигур в их активной, подвижной сопряженности, то теперь перед ним стоит иная цель — достигнуть колористической целостности, как бы одного живописного прочтения картины, эмоциональную живописную стихию заставить звучать при великом ее цветовом разнообразии в едином аккорде, в котором поглощается все разноголосье красок и слышен лишь сам аккорд. Одно из выдающихся произведений, в котором эта задача была блистательно разрешена, — «Алтарь св. Ильдефонсо» (Музей истории искусств, Вена). Снова Рубенс вернулся к форме традиционного нидерландского трехчастного алтаря, созданного по заказу инфанты Изабеллы, пожелавшей принести его в дар основанному эрцгерцогом Альбертом братству св. Ильдефонсо для украшения церкви св. Якоба в Брюсселе. Крылья алтаря в раскрытом состоянии обнаруживают изображения эрцгерцога Альберта и эрцгерцогини Изабеллы и их святых покровителей. В центре — чудо явления богоматери святому Ильдефонсо. В закрытом виде обе створки, ныне скрепленные вместе и отделенные от внутренних частей, имеют единую композицию «Святое семейство под яблоневым деревом». Если сцена наружных створок овеяна теплотой сердечного, нежного чувства, то композиция внутренних створок наполнена возвышенным лирическим пафосом, не лишенным внешней риторики. Праздничный набат красного цвета в сочетании с сиянием золотистой охры призван внушить представление о как бы не материальной, а духовной сущности краски. Сам цвет становится в своей взволнованной, трепетной жизни выразителем человеческих эмоций. Примерно в эти же годы появляется картина «Сад любви» (Прадо, Мадрид). Героиней ее оказывается Елена Фоурмент, одетая в прелестное темно-голубое платье (третья фигура справа). Рядом с ней ее старшая сестра Сусанна, которую Рубенс неоднократно портретировал. Все летящие амуры устремляются к Елене, неся эмблемы супружества и любви, рукой она касается золотых кудрей амура, лежащего на коленях у женщины в золотистом платье. Отсветы солнца играют на прекрасных женских одеждах. В воздухе как бы растворена томность угасающего дня. Движения медлительны, настроение несколько меланхоличное. Эта картина известна во многих копиях. В XVII веке ее называли «Conversation a la mode». Прекрасное общество прекрасных людей — несбыточная мечта о «веке золотом, а не железном». Лирическая мягкость настроения в большой мере определяется переливами цвета, данного большим пятном, но благодаря тоновой нюансировке приобретающего одухотворенность и легкость. Особенно много Рубенс уделил здесь внимания освещению, передаче рассеянного света, как бы едва заметной дымкой окутывающего фигуры и чуть растворяющего контуры. Эту нежность моделировки и расплывчатость контурной линии можно было наблюдать еще в начале 20-х годов, в частности, в картине «Персей и Андромеда» (Гос. Эрмитаж, Ленинград). В 30-е же годы оба живописных приема вступают в полную силу, выражая поэтическую настроенность образа. Одно из лучших произведений было создано именно тогда. Речь идет о «Святом семействе со св. Елизаветой» (Вальраф-Рихарц-музей, Кёльн), в котором появляется новый для Рубенса образ пожилой полной красивой женщины с прелестной доброй улыбкой — тип, несколько раз им повторенный и, по-видимому, нравившийся самому художнику, — но главным остается пленительный образ мадонны, приобретший трудно выразимую словами, поистине неизъяснимую прелесть! Так же как и в «Святом семействе под яблоневым деревом», покоряет очарование тишины и покоя, доверительной близости семейных взаимоотношений, любви.