Иегуди Менухин - Странствия

Я продолжаю свой рассказ о странствии, которое еще не подошло к концу, но сейчас мне гораздо тяжелее, чем было двадцать лет назад. За эти двадцать лет я стал намного лучше понимать землю, по которой иду, и себя, путника. Земля наполнилась злобой, стала страшной, всюду дикость, бессмысленное насилие, индивидуальность планомерно разрушают, низводя до уровня черни, человеку с вопиющей наглостью отказывают в праве удовлетворять насущные потребности тела и души, интеллекта и духа. Да, земля превращается в пустыню, некогда пышные деревья срублены, торчат лишь мертвые пни, белеют кости вымерших и вымирающих видов животных, среди бесплодных песков обманчивые миражи воды и жизни, вдруг возникают муравейники, где кипит бессмысленная, порочная (потому что не осталось ничего святого) деятельность без мысли о будущем. Меня, путника, всегда защищали любовь, доверие, моя музыка, мое искусство, моя профессия, багаж, который я несу из прошлого: вдохновение, осознание смысла жизни, опыт — все, что подарили мне любимая жена и родители, учителя, дети, друзья, молодые и старые, композиторы, писатели, художники, музыканты, философы, государственные деятели и тысячи добрых, хороших, обыкновенных, простых людей. Судьба благословила меня хорошим здоровьем, крепостью и гибкостью ума и тела, душевным равновесием и множеством преданных помощников, которые поддерживают меня в пути; и я к тому же понимаю, зачем живу: я должен помочь безгласным обрести голос.

Размышляя обо всем этом, я пришел к мысли, что нужно делать что-то реальное и конкретное. Для этой цели я основал в Брюсселе небольшой фонд — Международный фонд Менухина, — и он стал основой всех моих проектов, прошлых, настоящих и будущих. Читатель уже знаком с моей музыкальной школой — Школой Иегуди Менухина и с Международной музыкальной академией Менухина в Гштаде, а также с “Живой музыкой сейчас” (LMN) и с Европейской ассоциацией педагогов-струнников (ESTA). Я говорю о Брюсселе и Страсбурге потому, что в этих городах находятся руководство Европейского Союза и Совета Европы, и они идеально соответствуют моим интернациональным целям.

Мне хочется рассказать о трех моих новых проектах, они составили суть моего обращения к комитету по культуре Европейского Парламента, объединяющего пятнадцать стран — участниц Европейского Союза, где я выступил 27 сентября 1995 года. Есть и другие проекты, которыми я сейчас занимаюсь или пока еще обдумываю.

Наш мир на перепутье. Впервые за всю историю нам приходится идти одновременно в двух разных направлениях. Эти пути взаимосвязаны и взаимозависимы, один невозможен без другого, и все же им не сойтись в одной точке. Первый путь ведет ко все большему объединению, к слиянию, к Содружеству стран, к глобализации. Второй позволит человеку остаться самим собой в воспитавшей его культуре, наедине с его насущными заботами, с его достоинством, надеждами и страхами. Однако “независимое” государство плохо заботится о народе и его культуре. Поэтому необходим прямой диалог между культурами, признание традиций, языков и диалектов, религий, обычаев пусть даже временно сложившихся структур. Иммигрантам и людям, оказавшимся вместе в каких-то определенных условиях — например, в национальных анклавах больших городов или поселениях неоседлых народов, — всем необходимы внятные политические голоса, к которым будет прислушиваться Содружество стран. Общество должно взять на себя защиту этих автономных образований и заботу об их развитии, а сами они должны сохранять лояльность по отношению к обществу и поддерживать его.

А теперь, заглянув в такое туманное будущее, я хотел бы вернуть читателя к последним двадцати годам, продолжив повествование о своих странствиях — пока еще не оконченных.

Возможно, читатель помнит мою детскую, чтобы не сказать — ребяческую мечту: если мне только удастся с блеском сыграть Чакону Баха в Сикстинской капелле, на земле наступит мир. Мечта моя, конечно же, не исполнилась, и, как все мы с горечью осознаем, прочного мира как не было, так и нет. И все же я играл перед Его Святейшеством папой Иоанном Павлом II в саду его летней резиденции в Кастельгандольфо 7 августа 1983 года.

За несколько лет до этого памятного вечера я стал сотрудничать с Польским камерным оркестром, как он тогда назывался, и высоко оценил его. Мы сделали вместе много записей, коллеги-музыканты были удивительно близки мне по духу. Не ведающие усталости, преданные, увлеченные, всем сердцем любящие музыку и готовые ей служить, они стремились к совершенству. Не хвастаясь, хочу воздать должное самоотверженности этого замечательного коллектива: я могу с полным основанием сказать, что в сделанных нами записях мы достигли того, к чему стремились. Я особенно доволен записями моцартовских симфоний и циклом всех симфоний Бетховена, которые записывались в 1994 году во время концертов в Страсбурге.

В 1984 году оркестр пригласил меня в Варшаву отпраздновать свое переименование в Sinfonia Varsovia . Его состав для инаугурационного концерта был расширен, и когда я услышал, как играет этот коллектив, у меня возникло огромное искушение принять предложение его энергичнейшего менеджера Франтишека Вибранчика и стать его постоянным дирижером. Искушение было и в самом деле велико, однако дирижировать одним-единственным оркестром и посвящать работе с ним большую часть сезона я не мог — это оторвало бы меня от других привязанностей и увлечений, которых, как я уже ощущал, становилось чересчур много, они не позволяли мне целиком посвятить себя чему-то одному. Однако я согласился на почетное звание главного приглашенного дирижера.

Игра с польскими оркестрантами приносила мне глубочайшее удовлетворение, огромную радость, и чем больше я с ними работал, тем выше ценил. Этот коллектив может с полным правом гордиться тем, что он всегда подготовлен; оркестранты прекрасно знают свои партии, а их музыкальность и совершенная техника позволяют им играть в любом темпе осмысленно и выразительно. Дирижеру остается только лепить этот гибкий, податливый материал. Не пропадает зря ни одной минуты, к тому же музыканты ничего не забывают: после перерыва в несколько месяцев можно начать с той ноты, на которой мы остановились в прошлый раз.

И вот с этим-то замечательным польским оркестром я приехал теплым летним вечером в папскую резиденцию в горах Альбано близ Рима, чтобы сделать музыкальное приношение Его Святейшеству, первому поляку, ставшему папой; для всех музыкантов это было в высшей степени символическое и волнующее событие.

Программу я составил самую экуменическую. Сначала мы сыграли два концерта Антонио Вивальди, которого в свое время называли рыжим падре: Концерт до мажор оп. 8 № 11 и Концерт си-бемоль мажор оп. 8 № 10. Потом прозвучала изумительная ария Erbarme Dich, mein Gott из “Страстей по Матфею”, ее пела израильское контральто Мира Закаи. Дальше шли Адажио Моцарта К 261 и Рондо К 373 для скрипки с оркестром. Мы собрали вместе музыку, сочиненную весьма нетипичным венецианским католическим священником — он учил девочек в приюте пению и сочинял для их хора музыку, — протестантом Бахом и масоном Моцартом. Горели свечи, папа сидел чуть в стороне на своем троне на возвышении; в этой обстановке между ним и музыкантами возникла необычайно сильная эмоциональная связь, такие впечатления врезаются в память и в душу на всю жизнь.