Наталья Василенко - Северное Возрождение

Сцена Рождества решена как Поклонение Младенцу. Это светлый гимн радости, воспевающий приход в мир Спасителя. Хор ангелов, расположившийся под резным балдахином готической капеллы, исполняет хвалебную песнь в честь Младенца и Девы Марии. Ликующую, звенящую музыку символизируют в картине необыкновенно светоносные краски. Фигуры ангелов буквально растворяются в лучистом сиянии божественного света. Грюневальд изображает сцену Рождества как момент славы и наивысшей радости Девы Марии. Он помещает ее и Младенца в окружение некоего идеального мира — прообраза Небесного Иерусалима. Именно в картине Рождества особенно ощутимо переплетение ренессансного и средневекового в живописи Грюневальда. Художник умело пользуется светотенью, в изображении предметов чувствуется реалистическая достоверность, а в построении композиции — убедительная пространственная глубина. Однако ренессансное начало часто у Грюневальда подчиняется акцентированной напряженности всех чувств и эмоций — будь то радость или страдание. Это обостренное мировосприятие выражается в яркой, светящейся цветовой гамме, живой мимике и выразительной жестикуляции всех персонажей. Прекрасна картина Воскресения, где восставший из гроба Христос поднимается ввысь, осиянный неземным светом. Его лик едва различим в ярком свечении, он одновременно и часть этого сияния, и его источник. Палитра свечения соткана из тончайших цветовых оттенков — едва различимые цветовые переходы, смешиваясь, будто растворяют основу картины. Здесь гений Грюневальда достигает предельного мастерства в работе с цветом, и написанный красками материальный свет воспринимается как свет духовный. Источником таких необыкновенных интерпретаций евангельских сюжетов стали мистические откровения Св. Бригитты Шведской, написанные в XIV веке. Грюневальд смог красками передать неистовое духовное горение мистических видений святой.

Как уже говорилось, алтарь был написан для монастыри в небольшом городке Иэенгейме, посвященного Св. Антонию. В город отовсюду стекались паломники, жаждавшие исцеления от своих тяжких недугов. Они молились у главного алтаря монастырской церкви, и преображенные чудесным светом картины Грюневальда внушали им надежду на исцеление.

Когда алтарь раскрывается целиком, становится виден короб с деревянными обильно золочеными фигурами, исполненными искусным мастером Николасом Хагенауэром. В центре на троне восседает патрон монастыря Св. Антоний, а по сторонам от него — Святые Августин и Иероним. В пределле находятся скульптурные изображения Иисуса Христа и двенадцати апостолов. Короб обрамляют живописные створки, исполненные Грюневальдом. Они посвящены сценам из жизни Св. Антония: слева — посещение Антонием Павла Отшельника, справа — искушение Св. Антония.

Первая створка изображает неспешный диспут двух мудрецов на фоне прекрасного, первозданного пейзажа, где переплетаются сказочное и таинственное. Здесь снова раскрывается прекрасный колористический дар Грюневальда, однако теперь это гармония серебристо-серых и зеленовато-коричневых тонов. В картине много трогательных деталей, например, лань, ласкающаяся к ногам Павла. Вторая створка, наоборот, лишена покоя: Св. Антония жестоко истязают отвратительные демоны — порождения жутчайших кошмаров. Каждый из них символизирует всевозможные искушения и пороки, подстерегающие человека на жизненном пути.

Точкой отсчета начала Реформации в Германии принято считать 31 октября 1517 года, когда Мартин Лютер вывесил на дверях Замковой церкви в Виттенберге свои знаменитые 95 тезисов против индульгенций. Он отрицал противопоставление духовенства мирянам, монашество, культ святых, ангелов, икон. В своей критике католицизма Лютер даже усомнился в необходимости самой церкви как посредницы между Богом и человеком. На основе учения Лютера в ряде стран Европы, в том числе и в немецких землях, сформировалось новое религиозное течение — протестантизм. Реформация и связанное с ней новое, реформированное мировоззрение затронули все слои общества и, конечно же, повлияли на культурно-художественную жизнь. Художники начинают осознавать себя самостоятельными творцами, не скованными жесткими рамками церковного канона.

Кранах подружился с Мартином Лютером во время пребывания великого реформатора в Виттенберге. С тех пор художник не раз писал его портреты, самые ранние из них относятся как раз к 1520–1521 годам. Кранах всегда пишет Лютера на нейтральном фоне, в простой одежде, так, чтобы внимание зрителя было сосредоточено на его лице — некрасивом, хотя и по-своему выразительном, одутловатом, с плотно сомкнутыми волевыми губами и живыми глазами. В этих предельно натуралистичных портретах нет тени идеализации или украшательства. Стремление запечатлеть модель с максимальной жизненной достоверностью не подразумевает пока проникновения в духовный мир портретируемого.

Тематика живописных произведений становится шире, появляются картины на мифологические сюжеты, самостоятельные пейзажи. Но самые решительные изменения произошли в жанре портрета, который становится одним из самых востребованных. Образ нового человека, независимого, уверенного в себе, гордящегося своим материальным достатком, достигнутым неустанным честным трудом, и трезво оценивающего свои силы и возможности, становится лейтмотивом многих портретов этого времени. Главная цель таких портретов — запечатлеть облик человека с предельным веризмом, точно следуя натуре, оставить его подлинную внешность для потомков, будучи максимально честным перед ними, самим собой и перед Богом.

Идеи немецкого гуманиста Эразма Роттердамского, в частности о свободе воли, косвенно повлияли на формирование протестантизма. Эразм занимал невиданное для своего времени положение в обществе. Большую роль здесь сыграло уже довольно широко распространенное книгопечатание — произведения философа расходились по всей Европе. Хольбейн был знаком с Эразмом и по просьбе гуманиста иллюстрировал его сочинение «Похвала глупости», вышедшее в 1515 году. Неудивительно, что кисти Хольбейна принадлежат самые лучшие портреты Эразма Роттердамского. В них художник стремится подчеркнуть характер занятий учёного-гуманиста, изображая его или с книгой, погруженным в размышления, или пишущим, за работой.