Александр Бармин - Соколы Троцкого

Вскоре мое коммунистическое сознание подверглось испытанию. В период концессий многие зажиточные персы переходили в российское подданство и обеспечивали таким образом защиту своей собственности. Теперь эти люди обращались ко мне с просьбой о продлении паспортов, но в наших глазах это были самые обыкновенные капиталисты, которые не заслуживали нашей защиты. Однако указания Шумятского были вполне определенными. Все паспорта должны быть продлены, и их владельцам обеспечена консульская защита, несмотря на то, что они являются капиталистами. Мы должны использовать их для оказания выгодного нам влияния. Это был, как говорится, тонкий край нашего клина.

В мои обязанности входило наносить официальные визиты местным военным и гражданским чиновникам, а также влиятельным частным лицам. Среди последних были и муллы, которые в Центральной Азии часто были вдохновителями басмаческого движения, направленного против советской власти. Я был с ними вежлив, они тоже. Один из мулл, очень старый, но влиятельный человек, произвел на меня особенно глубокое впечатление простотой и достоинством. Он принял меня в большом разваливающемся доме, где он жил один. В доме практически не было никакой мебели, в одной из последних комнат на ковре сидел поджав под себя ноги глубокий старик аскетической внешности. Казалось, что вся оставшаяся в нем жизнь была сконцентрирована в его взгляде, который был проницательным и в то же время добрым. У него была репутация святого, и Реза Хан переписывался с ним, а бывая в Реште, обязательно навещал его.

Реза Хан, видимо, решил прощупать нового советского посла. Ко мне стали поступать сведения о том, что местные власти, под тем или иным предлогом, стали захватывать земли, принадлежащие советским гражданам. Это ставило меня в очень деликатное положение. Я немедленно заявил резкий протест губернатору, и эти незаконные захваты прекратились. Но это было еще не все. Отдельные подразделения персидской полиций заняли позиции вблизи контролировавшихся нами рыбных промыслов и, судя по всему, готовились захватить их внезапным нападением. Сотрудники концессий начали выставлять сторожевые посты и лихорадочно возводить проволочные заграждения. Напряжение росло от часа к часу. Я телеграммой запросил инструкций из Тегерана. Ответ Шумятского гласил: «Ни в коем случае не допустите захвата рыбных промыслов. В вашем распоряжении две канонерские лодки». В это же время нарком Чичерин, обеспокоенный развитием событий, прислал мне личную шифровку: «Любой ценой вы должны избежать вооруженного столкновения, которое может скомпрометировать всю нашу внешнюю политику на Востоке».

В этой обстановке, уступи я или окажи сопротивление, все равно я стану козлом отпущения. Весь вопрос был в том, как я могу не отступить и в то же время не прибегнуть к оружию? Между тем персами уже была сделана попытка захватить осажденных концессионеров врасплох, которая, к счастью, обошлась без кровопролития. Четыре наших поста подняли тревогу, сотрудники заняли оборонительные позиции, и вояки Резы не проявили желания лезть под пули.

Я решил разыграть из себя решительного человека, готового применить силу. Позвонил командиру флотилии, приказал ему подготовить десант для защиты промыслов и в случае нападения противника прикрыть их огнем корабельной артиллерии. Расчехленные корабельные орудия угрожающе уставились на берег. Затем я отправился к военному губернатору и заявил ему, что оставляю за собой полную свободу действий для защиты наших неотъемлемых прав. Конечно, это был блеф. Я бы никогда не отдал приказ открыть огонь, но военный губернатор отвел войска, и война нервов была выиграна. С этого момента наши отношения начали улучшаться.

После того как предпринятые Москвой в 1920 году попытки инициировать персидскую революцию потерпели неудачу, пришлось срочно вносить коррективы в нашу политику. С целью ослабления британского влияния был взят курс на поддержку средних слоев персидского общества, в противовес крупной феодальной знати, которую всегда подкармливали англичане. Мы были заинтересованы в создании в Персии современного централизованного государства, с которым мы могли бы поддерживать дружеские отношения, основанные на взаимовыгодной торговле. Это во многом отличалось от наших прежних планов поднять Восток, о чем мы когда-то мечтали в Ташкенте и Бухаре. Теперь же мы стремились содействовать росту национальных настроений и консолидации национальной власти, опирающейся на торговцев и чиновничество. Я получил инструкции, которые были составлены примерно в следующих выражениях:

«Выскажитесь в пользу желательности создания Национальной партии… Добейтесь, чтобы видные деятели страны направили в Тегеран телеграммы с требованием создания прогрессивного национального правительства…»

К сожалению, для этого у нас не было денег и очень мало товаров для экспорта. У нас были связаны руки.

Мой идеализм постоянно подвергался серьезным испытаниям. Я узнал, какую роль в политике играют деньги. Однажды на прием ко мне пришел один почтенный гражданин и сказал примерно следующее:

– У меня есть разрешение на издание газеты (вполне возможно, что у него такое разрешение было, но он пока не решил, какое направление придать этой газете). Я старый друг вашей страны, мой дорогой господин, вашей великой страны. Ленин самый великий человек, который жил на свете после Пророка, и я хотел бы издавать журнал четкой русофильской направленности. Против вас интригуют англичане. Господин Тротт имеет самые недобрые намерения. Для этого мне нужно три тысячи туманов в месяц…

Я поблагодарил этого доброжелателя и обещал подумать над его предложением.

Другим довольно необычным посетителем был курдский военачальник, который одно время занимал какую-то официальную должность, а теперь оказался без работы. Он был в богатой одежде и, как истинный горец, имел за поясом кинжал и пистолет. Чтобы придать беседе дружеский характер, он великодушно положил пистолет мне на стол. Я тоже открыл ящик своего стола, достал папиросу и… забыл закрыть этот ящик, где кроме папирос лежал мой револьвер. Тихим голосом мой посетитель заметил, что у людей нередко бывают враги и они иногда причиняют беспокойство. Слуги тоже не всегда бывают надежны, иногда и власти строят козни. Всякое бывает в жизни, и хорошо иметь под рукой надежного помощника, которому в случае необходимости можно поручить избавиться без лишнего шума от мешающего мужа, от болтливого слуги или надоедливого журналиста. Он заверил меня, что есть немало влиятельных людей, пользующихся его услугами… Я проводил его до дверей со всей вежливостью, на которую был способен.