Александр Бармин - Соколы Троцкого

Производство шарикоподшипников связано с очень точными расчетами и требует прецизионных станков, которые дороги и нуждаются в тщательном уходе. Когда мы с господином Брауном ходили по цехам, то многие станки простаивали, так как никто пока не научился работать на них. Заметив, что пол в цехах цементный, Браун подсказал нам, что цементная пыль очень вредна для точных станков. У нас это никому в голову не пришло! Браун предложил покрыть полы линолеумом. Об этом я написал специальную докладную в Наркомат промышленности.

Через два года я вновь побывал на этом заводе. Кругом шла героическая борьба за качество продукции. Большая часть продукции шла в брак, как не отвечающая стандартам. На заводе непрерывно проводились расследования, искали саботажников, но ударные бригады, несмотря ни на что, старались «дать план» любой ценой. Но я заметил, что в цехах по-прежнему были цементные полы! Просто не нашлось времени для того, чтобы остановить станки и произвести необходимые переделки. К тому же партийные руководители настаивали на том, что это прославленное предприятие обязательно должно «любой ценой» перевыполнять план.

Бодров, подгоняемый Политбюро, сумел довести производство шарикоподшипников до двух миллионов штук в месяц, но это потребовало практически непрерывной работы станков, без какого-либо профилактического ремонта. В результате оборудование изнашивалось, что приводило к постоянным сбоям в работе, вконец изматывая людей. Нарком тяжелой промышленности Орджоникидзе требовал трех миллионов подшипников. Бодров, доказывавший, что оборудование нуждается в ремонте, был уволен как саботажник и, как многие другие, исчез. На его место был назначен инженер по фамилии Меламед, который обеспечил дополнительный миллион. Три месяца он держал этот темп и был осыпан наградами. Когда же процент брака вырос настолько, что пришлось останавливать целые цеха, его объявили «врагом народа» за то, что он допустил такой износ оборудования. На его место был назначен инженер-стахановец Юсим. Его судьба мне неизвестна.

Наши газеты часто печатают сообщения о производственных рекордах, но умалчивают о том, какой ценой эти рекорды достигаются. Обычно оборудование работает на износ и потом заменяется. Таким образом, стоимость советской продукции гораздо выше, чем в любой капиталистической стране, несмотря на то что нашим рабочим платят очень мало. Эта сверхэксплуатация могла бы давать много продукции, которая покрывала бы все расходы, но некомпетентная бюрократическая система, непроизводительные затраты рабочей силы и сырья сводят такую возможность на нет. Такую же картину я наблюдал во многих других отраслях промышленности.

Главная причина, похоже, заключалась в том, что без конкуренции и свободных профсоюзов руководителям не нужно было шевелить мозгами, они могли быть расточительными и некомпетентными; на них не давили ни конкуренты, производящие лучшие и более дешевые товары, ни рабочие, требующие более высоких заработков. У них все делается очень просто. Когда отмененная капиталистическая прибыль недостаточна для того, чтобы покрыть их расточительность и неэффективность, они снижают зарплату рабочим. Вот почему, несмотря на то что советские рабочие делают все больше и больше, чем в капиталистических странах, советская система не может обеспечить им такой же приличный уровень жизни. Основной экономический принцип Ленина сводился к тому, что социалистическая экономика только тогда докажет свое право на жизнь, когда будет производить больше лучших товаров с меньшими, чем у капиталистов, затратами и таким образом гарантирует трудящимся лучшие условия жизни. Этот ленинский принцип никак не выходил из головы, и на его фоне росли сомнения в том, что мы были на правильном пути.

Проработав год в «Станкоимпорте» я на собственном опыте изучил работу огромной и централизованной бюрократической машины, которая управляла жизнью советского государства. Я, естественно, ожидал, что до Политбюро будут доходить только самые важные вопросы деятельности «Станкоимпорта», которые затрагивали наиболее важные проблемы импорта и требовали десятков миллионов рублей. Но я был изумлен мелочностью этого интереса и непреодолимыми бюрократическими рогатками на всех уровнях, вплоть до самого Сталина.

В результате сверхцентрализации столько времени уходило на мелочи, что его не оставалось для обдумывания главных вопросов. Я наблюдал, как Политбюро могло часами обсуждать мелкий контракт «Станкоимпорта». Этот контракт с немецкой фирмой «Сток и Компани» касался поставки нам инструментов и запчастей. У нас были претензии к качеству продукции и некоторые неясности в вопросах оплаты. Директор завода, для которого предназначались эти импортные товары, написал жалобу Сталину. Судя по всему, они раньше встречались и Сталин его помнил. Политбюро включило этот вопрос в свою повестку. На заседание были вызваны нарком Розенгольц и его заместители, председатель «Станкоимпорта», я, а также директор и главный инженер заинтересованного завода. По этому мелкому вопросу, где речь шла всего лишь о двухстах тысячах рублей, все мы должны были приготовить отчеты с объяснением наших действий и обоснованием принятых решений. На это у меня ушло три дня и три ночи.

На заседание в Кремль мы прибыли к трем часам дня. Нас провели в большой зал, где ждали все приглашенные на заседание Политбюро. Тут были собраны многие крупные деятели советского и партийного аппарата, руководители наркоматов, учреждений и предприятий. Они вынуждены были часами дожидаться своей очереди, в то время как их учреждения простаивали в ожидании решения. Так было всегда, когда заседало Политбюро. Высокие чиновники обменивались правительственными сплетнями и слухами, ели бутерброды с ветчиной и сыром, пили чай и курили бесчисленные папиросы.

В семь часов нас вызвали в зал заседаний Политбюро. За столом сидели Ворошилов, Молотов и другие члены высшего руководства партии. Сталин, с трубкой во рту, сцепив руки за спиной, прохаживался взад и вперед у окна Он редко председательствовал на заседаниях Политбюро, предпочитая оставлять это Калинину, Кагановичу или Молотову. Когда мы вошли, Сталин слегка улыбнулся и кивнул директору завода, потом присел за стол. Этот знак внимания немедленно повлиял на общую атмосферу, мы все уже почувствовали себя виноватыми.

Директор завода говорил очень долго, обвиняя «Станкоимпорт» во всех возможных грехах, от подписания убыточного контракта до саботажа Сталин, не обращая внимания на председательствующего Калинина, время от времени подавал реплики или саркастические замечания.