Иоахим Фест - Адольф Гитлер (Том 1)

Рационалистические соображения отличали его тактику уже с самого начала. Он исходил из того, что всю энергию первоначально следует направить на то, чтобы вырваться из гетто безымянности и одновременно выделиться из массы соперничающих групп «фелькише». И регулярно появляющееся в его более поздних выступлениях, когда речь заходит о периоде становления партии, упоминание об анонимном начале свидетельствует, как сильно страдало его лишённое шансов честолюбие от сознания непризнанности его величия и отсутствия почтения к нему. С потрясающей беззастенчивостью, в которой, собственно говоря, и заключалось вся новизна его выступления и раз и навсегда наглядно проявилось его нежелание соблюдать правила и соглашения, он приступает теперь к тому, чтобы сделать себе имя — не знающей устали активностью, потасовками, скандалами, нарушающими общественный порядок скоплениями, даже террористическими актами, если при этом ему представлялась возможность вместе с нарушением закона нарушить и молчание и обратить на себя внимание публики: «Кем бы они нас не выставляли, шутами или преступниками, главное — о нас говорят, с нами возятся» [302].

Этой целью определились стиль и средства всей деятельности партии. Возбуждающий красный цвет флагов использовался не только из-за его психологического эффекта, но и потому, что тем самым в то же время вызывающе узурпировался традиционный цвет левых. Плакаты, звавшие на собрания и тоже всегда выдержанные в кричащем красном цвете, часто содержали запоминающиеся передовицы, напечатанные огромными буквами и снабжённые заголовками и подзаголовками в форме легко усвояемых лозунгов. Чтобы создать впечатление величия и несокрушимой мощи, НСДАП то и дело организовывала уличные шествия, её многочисленные распространители листовок и расклейщики плакатов неустанно действовали повсюду. Подражая методам пропаганды левых, в чём он и сознавался, Гитлер отправлял на улицы грузовики, набитые людьми, — только невздымавшими вверх кулаки верными Москве пролетариями, которые уже посеяли в буржуазных кварталах столько ненависти и страха, а вчерашними солдатами, продолжавшими — вопреки прекращению огня, окончившейся войне и демобилизации — с показным радикализмом, уже на новый лад воевать под флагами штурмовых отрядов НСДАП. Они накладывали на эти демонстрации, которым Гитлер любил придавать форму волны митингов по всему Мюнхену — а вскоре и по другим городам, — внушавший страх полувоенный отпечаток.

Благодаря этим солдатам начал постепенно изменяться и социальный портрет партии — уютная застольная компания из рабочих и ремесленников все больше стала сменяться жёстким типом привыкшего к насилию вчерашнего фронтовика. Самый ранний список членов партии содержит 193 фамилии, в том числе не менее 22 кадровых военных [303], которые увидели в новой партии не только возможность уйти от проблемы, как обеспечить себе существование на гражданке, но и надеялись обрести в её рядах свою укрепившуюся в легендарном окопном товариществе потребность в новых формах общежития и проявить и в мирных условиях то презрение к жизни и смерти, в котором их воспитало время.

С помощью этого военного пополнения, привыкшего к полному подчинению, дисциплине и готовности жертвовать собой, Гитлеру удаётся придать партии жёсткую внутреннюю структуру. Многие из новых людей были присланы ему командованием мюнхенского военного округа, и когда Гитлер будет утверждать, что он выступил против враждебного мира, не имея ни имени, ни средств и рассчитывая только на самого себя, то это верно лишь в том смысле, что он действительно выступил против господствующей тенденции времени. Но верно, однако, и то, что тут он никогда не был в одиночестве. Более того, с самого начала рейхсвер и частные военные формирования протежируют ему в таком масштабе, какой только и сделает возможным его восхождение вообще.

Как никто другой поможет в этом плане НСДАП Эрнст Рем, бывший в чине капитана политическим советником в штабе полковника Эппа и, по существу, возглавлявший замаскированный военный режим в Баварии; он будет поставлять партии сторонников, оружие и деньги. В этой его деятельности поддержку ему оказывали не в последнюю очередь и офицеры союзнической контрольной комиссии, которые благоволили его нелегальной активности по ряду причин — частью потому, что они были заинтересованы, чтобы в Германии царила обстановка, близкая к гражданской войне, частью потому, что хотели укрепить военную власть перед лицом продолжавшегося натиска левых и, кроме того, несмотря на вчерашнюю вражду по-рыцарски протянуть руку помощи господам коллегам. И хотя Рем, с самого детства лелеявший «одну только мысль и желание — стать солдатом», к концу войны служил в генштабе, где показал себя выдающимся организатором, он куда в большей мере олицетворял собой тип воина-фронтовика. Этот маленький толстый человек с помятым, всегда немного покрасневшим лицом был отчаянным смельчаком и пришёл с войны с множеством ранений. Всех людей он, ничтоже сумняшеся, делил на военных и штатских, на друзей и врагов, был честным, без затей, грубоватым, трезвым, осмотрительным и прямолинейным воякой, которого не отягощали угрызения совести; и хотя один из его соратников времён нелегальных интриг скажет, что туда, где он появлялся, он всегда «приносил жизнь», было, конечно, достаточно много случаев, когда приносил он и нечто совсем противоположное. Будучи с ног до головы практичным баварцем, он не страдал маниакальными идеологическими комплексами и всей своей беспокойной деловитостью, которую он быстро развивал повсюду, преследовал только одно — примат солдата в государстве. Руководствуясь этой целью, он создал и то особое отделение генерального штаба по пропаганде и слежке за политическими группами, по чьему поручению «доверенное лицо» Адольф Гитлер и посетил собрание ДАП. Как и почти все остальные, Рем был поражён ораторским гением начинающего агитатора, помог ему установить новые ценные контакты с политиками и военными и сам вступил в партию довольно рано, получив членский билет № 623.

Командный инстинкт, привнесённый в партию людьми Рема, получил пёстрое обрамление в виде широкого применения политической символики и соответствующей атрибутики. Правда, знамя со свастикой не было изобретением Гитлера, как тот будет ложно утверждать в «Майн кампф», его придумал один из членов партии, зубной врач Фридрих Крон, для организационного собрания местной группы в Штарнберге в середине мая 1920 года, а ещё за год до этого он же рекомендовал в одной докладной записке использовать этот распространённый в лагере «фелькише» знак «как символ национал-социалистических партий» [304]. Собственный вклад Гитлера заключается и тут, опять же, не в том, что идея пришла ему в голову первому, а в том, что он моментально уловил силу психологического воздействия этого широко известного символа и стал последовательно внедрять его, включив свастику в партийный значок, ношение которого он сделал обязательным.