Иоахим Фест - Адольф Гитлер (Том 2)

Поэтому он не без задней мысли посоветовал Папену формально уйти в отставку и предоставить самому Гинденбургу ведение переговоров с руководством партий о создании «кабинета национальной концентрации». Папен 17-го ноября последовал этому совету, втайне все же надеясь, что после провала переговоров его позовут снова. Два дня спустя Гитлер, окружённый наскоро собранными ликующими толпами, проехал те немногие метры, которые отделяли «Кайзерхоф» от дворца президента. Однако ни этот разговор, ни вторая встреча не дали никаких результатов. Гитлер упорно требовал создания президентского правительства [303]с особыми полномочиями, в то время как Гинденбург, направляемый из-за кулис Папеном, как раз в этом не желал уступать. Если страна и дальше будет управляться с помощью чрезвычайных законов, говорил он, то не имеет смысла отстранять Папена; Гитлер может стать канцлером только правительства, имеющего парламентское большинство. Поскольку руководитель НСДАП на это был явно не способен, то статс-секретарь Гинденбурга Майснер сообщил ему в заключительном письме от 24-го ноября:

«Господин рейхспрезидент благодарит Вас, глубокоуважаемый господин Гитлер, за Вашу готовность стать во главе президентского правительства. Однако он придерживается того мнения, что не может взять на себя ответственность перед немецким народом и доверить свои президентские полномочия руководителю партии, многократно подчёркивавшей свою исключительность и настроенной в основном отрицательно как против него лично, так и против тех политических и экономических мер, которые он считает необходимыми. В этих условиях господин рейхспрезидент опасается, что возглавляемый Вами президентский кабинет неизбежно превратился бы в партийную диктатуру со всеми вытекающими отсюда последствиями, то есть чрезвычайным обострением противоречий в немецком народе, а за это он не хотел бы нести ответственность ни перед данной им присягой, ни перед своей совестью» [304].

Это был ещё один афронт, к тому же очень обидный, и Геббельс зло писал: «Революция снова стоит перед закрытыми дверями». Все же Гитлеру на этот раз удалось публицистически замаскировать своё поражение. В подробном послании он не без проницательности анализировал внутреннюю противоречивость выдвинутых Гинденбургом требований, впервые обрисовав при этом основные черты решения, принятого 30-го января. В президентском дворце было особенно отмечено его предложение заменить предусмотренную в статье 48 правительственную процедуру изданным в соответствии с конституцией законом о предоставлении чрезвычайных полномочий правительству, который освободил бы Гинденбурга от повседневной политической суеты, сняв с него часть невыносимо тяжёлой ответственности. Значение этой инициативы для дальнейшего хода событий трудно переоценить, она определённо в большой степени способствовала тому, что президент, представший в письме Майснера таким неуступчивым, в конечном итоге капитулировал перед притязаниями на власть со стороны человека, которому он ещё незадолго до того готов был в лучшем случае предоставить министерство почты.

Если Папен рассчитывал на возвращение в кресло канцлера после провала всех переговоров, то ему пришлось разочароваться. Ибо Шляйхер тем временем через Грегора Штрассера установил контакты с НСДАП и просчитал возможности участия национал-социалистов в правительстве, которое он сам бы возглавил. Его коварный план исходил из того, что великодушное предложение участвовать в правительстве вызовет в стане гитлеровцев конфликт взрывной силы. Дело в том, что Штрассер, учитывая недавние неудачи партии, неоднократно высказывался за более гибкую тактику, тогда как прежде всего Геббельс и Геринг жёстко выступали против любой «половинчатости» и настаивали на требовании безраздельной власти.

Ещё во время своих попыток зондажа Шляйхер вечером 1-го декабря был вместе с Папеном вызван в президентский дворец. Гинденбург попросил Папена изложить свою точку зрения, и тот обрисовал ему свой план реформы конституции, мало чем отличавшийся от государственного переворота. После многомесячных открытых обсуждений предполагалось, очевидно, что достаточно будет чисто формального согласия президента. Но тут Шляйхер опередил его драматическим возражением. Он назвал намерения Папена излишними и опасными, одновременно подчеркнул опасность возникновения гражданской войны и изложил собственную концепцию: отколоть штрассеровское крыло от НСДАП и объединить все конструктивные силы, начиная со «Стального шлема» и профсоюзов и вплоть до социал-демократии, в надпартийном кабинете под его, Шляйхера, руководством. Однако, не вдаваясь в причины, Гинденбург упрямо отклонил это предложение. Шляйхер подчеркнул, что его план освобождает президента от необходимости нарушать данную им присягу, но даже это не поколебало симпатии старого ворчуна к своему любимцу-канцлеру, давно переросшие все конституционные рамки.

Шляйхер, однако же, не сдавался. Когда Папен после беседы пожелал удостовериться, готов ли рейхсвер к выступлению в пользу насильственного осуществления конституционной реформы, Шляйхер откровенно сказал «нет». И тогда, и на заседании правительства, состоявшемся на следующий день, он указал на проведённое его министерством исследование, которое подвело итоги трехдневных войсковых манёвров. Как выяснилось, армия была бы не в состоянии успешно противостоять совместному выступлению национал-социалистов и коммунистов, которое, по его словам, после забастовки на берлинском общественном транспорте нельзя было исключить, тем более, если учитывать возможность всеобщей забастовки и одновременно провокаций со стороны Польши на восточной границе. Кроме того, Шляйхер дал понять, что сомневается в надобности использовать такой надпартийный инструмент как рейхсвер для поддержки канцлера, имеющего за собой ничтожное меньшинство, и его безумно дерзких планов реставрации. Аргументы Шляйхера произвели на членов кабинета сильное впечатление, поэтому возмущённому Папену, чувствовавшему себя преданным и посрамлённым, не оставалось ничего другого, как немедленно пойти к президенту и проинформировать его о новом положении дел. Папен, казалось, в какой-то момент было решил потребовать увольнения Шляйхера, чтобы все же протолкнуть свои планы уже с новым министром рейхсвера. Но теперь воспротивился и Гинденбург. Папен сам не без наглядности описал последовавшую за этим трогательную сцену:

«Голосом, в котором звучала почти мука, …он обратился ко мне: „Дорогой Папен, вы сами сочтёте меня подлецом, если я теперь изменю своё мнение. Но я слишком стар, чтобы в конце жизни ещё взять на себя ответственность за развязывание гражданской войны. Значит, мы с Божьей помощью должны дать шанс г-ну фон Шляйхеру“.