Игорь Новожилов - Год рождения 1921

С концом войны комбриг отобрал у меня двухдифферный «шевроле». Я ему об этом все нудил, хотя у меня без того было 92 машины.

Раз приезжает комбриг. Мы стоим навытяжку, рапорт и т. п. Вдруг комбриг поворачивается и уходит в лес. Мы, командиры четырех его дивизионов, не знаем, что делать. Командир третьего дивизиона, мой друг, Гриша Калинин, говорит:

– Раз не было команды разойтись, идем за ним.

Метров через двести в лесу комбриг стоит перед двухдифферным «шевроле» на козелках. Машина набита по уши всяким барахлом, на боку – номер нашей бригады. Комбриг:

– Косов!

– Слушаю, – отвечаю я.

Комбриг:

– Не с тобой разговариваю!

А у нас в бригаде было два Косовых. Тот был ужасный барахольщик.

Другой Косов отзывается, что-то плетет… Комбриг:

– Косов!

Я молчу. Комбриг ко мне:

– Я с тобой разговариваю! Заберешь машину со всем добром.

Повернулся и ушел. Гриша шепчет мне:

– Беги за шоферней. Я постерегу.

Я позвал своих, столкнули машину с козелков, пригнали к себе в дивизион. Чего только там не было. Коньяк, сигары… Ну, этого добра и у нас хватало. И еще сукно – штуками. Этого я уже совсем не понимаю.

А у нас как раз старички демобилизовались. Я говорю дивизионному старшине:

– Режь каждому демобилизованному по три метра.

Вечером сидим с Гришей, пьем коньяк, курим сигары. Входит тот Косов, начинает канючить насчет коньяка и сигар.

Я приказываю:

– Налить майору рюмку коньяку и дать сигару.

С тем он и ушел. Гриша потом мне сказал:

Если бы ты дал ящик – убил!

Мы с Гришей крепко выручили его в Берлине. У него перепился в лежку весь дивизион. Так всегда: жестокий командир – его и не любят. У меня никогда такого не бывало. Комбриг держится за голову: надо стрелять, а некому. Ему бы тоже влетело. Я говорю комбригу: «Давайте мы с Гришей будем стрелять по его целям». И целый день молотили и по своим целям, и по его.

Вообще, в Берлине пришлось много стрелять…

Главком оккупационных войск был Г. К. Жуков. Ему понадобились офицеры для особых поручений. Дали список.

– Обозначьте, где эти офицеры служат сейчас, – потребовал он.

Оказалось, много штабных. Георгий Константинович перечеркнул список красным карандашом.

– Вы мне не подсовывайте штабников. Дайте боевых офицеров из частей.

Так я попал в новый список. Сначала меня прикомандировали к бразильской военной миссии. Приставили к бригадному генералу с именем в две строки. Дали денег, переводчика: «Смотри за ним».

Он очень быстро понял, что без меня – никуда. Куда бы он ни приехал – видел меня. Возненавидел жутко.

Мне стало грустно: то ему охоту устраивай, то веди его в ресторацию. Упросил убрать меня, хоть к чертовой матери.

Меня прикомандировали к генералу Лукьянченко в отдел «Реституция советского имущества».

Мотался в разные места, по разным делам.

Об этих местах и делах Игорь Сергеевич высказывался туманно.

То оказывался причастным к Дрезденской галлерее, то досадливо морщился при упоминании курдской проблемы.

Рассказывал всякие истории.

Поздно вечером вызывает меня генерал. Являюсь: кабинет, стол, на столе груда драгоценностей. Колье, перстни, браслеты,… – золото и бриллианты. От люстры все играет и переливается. Генерал говорит мне:

– Видишь?

– Вижу.

– Бери саквояж, ссыпай, отвезешь в Свинемюнде.

Дает мне кожаный саквояж. Сгреб я в него все со стола.

– Товарищ генерал, а как же без описи. Надо бы опечатать.

– Вези.

Повез на «мерседесе». Со мной две машины охраны. Саквояж держал на коленях. Тяжелый, зараза, больше десяти килограммов. Онемели ноги. Привез, сдал морякам, как было велено. Вернулся обратно: двести верст туда, двести обратно. Являюсь, доложил. Спрашиваю:

– Товарищ генерал, как же Вы это мне без описи и печати?

– Ты что, себе взял?

– Нет.

– Ну, вот, я же тебя знаю.

Когда я в первый раз поехал в зону, мне выдали 500 долларов. Возвращаюсь, иду к начфину:

– У меня осталось сто долларов.

Тот воззрился на меня, как на сумасшедшего:

– Не знаю, как это оформить. Доложу начальству.

Вызывают к Лукьяненко:

– Игорь, ты что – с ума сошел? Тебе дали, чтобы истратить.

– Так остались…

– Иди и трать.

Из Балтики в Черное море переводился отряд кораблей. Они по пути заходили в Монте-Карло – заправится горючим, едой. Мне дали задачу – снабдить их там всем необходимым.

Я ехал в Монте-Карло через всю Европу на своей машине, с шофером и переводчиком. С гостиницами проблем не было. Платил только долларами. Был страшно богат.

В Монте– Карло ждал кораблей две недели. Взял, как рекомендовали, лучшие номера в гостинице. Разгуливал в белом, штатском. Ходил в оперный театр, в игорный дом. Они в одном здании -совершенно симметрично. В рулетку на казенные не играл. Видел там Эдуарда восьмого, герцога Виндзорского, такой потертый мужичонка.

Болтался. Смотрел океанариум, музей. Купался на пляже.

Ощущение – что никакой войны не было.

С грустью нового прощания заканчиваю эту повесть о войне Игоря Сергеевича Косова.

Добавлю несколько слов о том, что было с ним после войны. Сам он не любил об этом говорить. Вот что я узнал от его друзей и жены Полины.

Игорь Сергеевич отказался от блестящей военной карьеры, что открывалась перед ним. Ему предлагали идти в военную академию – он демобилизовался. Стал жить с родителями в Черкасском переулке Москвы, втроем в десятиметровой комнате, которую мать получила, когда в 41 году эвакуировалась из Киева.

В 47– м году Игорь Сергеевич поступил на истфак МГУ. Почему не на мой родной мех-мат, сродственный его профессии артиллериста, -можно догадаться. Вероятно, за четыре года войны он так наколготился с прикладной теорией вероятности и тригонометрией, что его стало тянуть к более человечному и крупномасштабному обозрению мира.

В 1949 году Игорь с матерью остались вдвоем: был арестован и посажен на два года его отец. Сергей Ильич не любил рассказывать о тюрьме. Вспоминал разве что тамошние нелепости. Следователь задает, например, ему вопрос:

– Скажите, Косов, Ваша жена, может быть, тянет Вас в церковь?

– Когда она тянет меня в церковь, я ее тяну в синагогу – и мы остаемся на месте. Игорю разрешили в университете перейти на свободный график. Ночью он работал шофером (при пистолете) инкассаторной машины, днем учился. Кончил истфак в три года.

После университета работал в архивах, в редакциях.

Как и на войне, не боялся никого и ничего. Громыхнул кулаком по столу в факультетском партбюро, когда ему предложили стать осведомителем. Ему в ОВИРЕ не давали визу к берлинской сестре. Он загремел:«Когда я брал Берлин, то меня пустили туда безо всяких анкет!!» Визу выдали. Пер против начальства, когда считал его неправым. Встревал в любую драку, восстанавливая справедливость. Его жена Полина с горделивым ужасом живописует баталии «у такси», «в вестибюле ресторана» и другие. Мне таких впечатлений досталось по мелочам, но и они запомнились. Как-то мы с Игорем Сергеевичем прогуливали своих мелких псишек. Уже после инсульта, он передвигался медленно, опираясь на палку. Неожиданно в открытое окно вылезла пьяная, небритая физиономия и обдала густым матом нас, наших собак и всех собачников мира впридачу. Игорь Сергеевич остановился, медленно развернулся и, подъяв палку, словно скипетр, пригрозил ею. Окно мгновенно захлопнулось.