Строуб Тэлботт - Горби. Крах советской империи

Шеварднадзе знал: Горбачев пришел к выводу, что как министр иностранных дел Шеварднадзе больше не угоден – он тащил за собой слишком тяжелый груз, чтобы оставаться на этом посту.

В кулуарах советский руководитель уже предложил ему занять новый пост вице-президента Советского Союза. Слишком хорошо зная макиавеллиевские наклонности Горбачева, Шеварднадзе сразу увидел ловушку. На него как на вице-президента ляжет основная ответственность за внутреннюю политику. В нынешней раскаленной атмосфере в Москве он превратится в мальчика для битья, что приведет к неизбежной в скором расправе.

Положение Шеварднадзе усугублялось еще и тем, что он был грузином, а его родная республика была в числе самых мятежных. Представители других национальностей станут ждать от него сочувствия своим сепаратистским устремлениям, а русские не будут ему доверять по этой же самой причине.

Еще затемно министр иностранных дел встал с постели и набросал тезисы речи о своей отставке. Он поделился этим секретом с женой, дочерью, Тарасенко и еще с одним помощником, но не с Горбачевым. Советский руководитель отговаривал его от ухода в отставку уже много раз. Так, например, в декабре 1989 года Шеварднадзе пригрозил отставкой, когда военный прокурор попытался замолчать вопрос о соучастии Кремля в апрельской бойне в Тбилиси. Только благодаря дару убеждения Горбачева и отказу от замалчивания на экстренном заседании Политбюро Шеварднадзе не оставил свой пост.

Теперь Шеварднадзе не даст Горбачеву такой возможности. Он принял решение…

В четверг утром, 13 декабря 1990 года, Шеварднадзе сказал на съезде народных депутатов, что, сегодня, может быть, «самое короткое и самое тяжелое выступление в моей жизни». Он вспомнил, что на июльском съезде партии 800 делегатов выразили ему недоверие.

– Проводимая министром иностранных дел политика не устраивает или его личность? – спросил он. – Товарищи, идет настоящая травля… Прямо скажу: товарищи демократы в самом широком смысле этого слова разбежались, реформаторы ушли в кусты.

Намекая на требования Горбачева о новых полномочиях, он сказал:

– Наступает диктатура… Никто не знает, какая это будет диктатура и какой диктатор придет, какие будут порядки. – Затем раздался взрыв: – Хочу сделать следующее заявление: я ухожу в отставку.

В зале раздался общий вздох.

– Пусть это будет, – продолжал Шеварднадзе, – если хотите, моим протестом против наступления диктатуры. Выражаю глубокую благодарность Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Я его друг и единомышленник… Но считаю, что это мой долг как человека, как гражданина, как коммуниста. Я не могу примириться с теми событиями, которые происходят в нашей стране, и с теми испытаниями, которые ждут наш народ. Я все же верю, что диктатура не пройдет, что будущее за демократией и свободой.

В 5.30 утра по вашингтонскому времени Росс позвонил Бейкеру домой, на Фоксхолл-Роуз, разбудив его сногсшибательным сообщением. Сообразив, о чем идет речь, Бейкер вспомнил, что во время последней встречи Шеварднадзе отвел его в сторону и, понизив голос, произнес:

– У нас полный кризис. Вскоре в нашей стране может установиться диктатура.

Бейкер позвонил в Москву, но ему сказали, что Шеварднадзе, утомленный сегодняшними событиями, не может подойти к телефону. Позднее министр иностранных дел поделился с Бейкером:

– Я хотел сказать вам об этом накануне моей отставки. Мне было так тяжело. Но не смог. Я пришел к этому решению давно, но каждый раз меня отговаривали.

Он согласился остаться в роли временно исполняющего обязанности министра иностранных дел до окончания февральской встречи Буша с Горбачевым.

Когда Бейкер приехал в Госдепартамент, там его ждали журналисты. С унылым видом он сказал им:

– С нашей стороны было бы совершеннейшей глупостью не принять всерьез предостережение, которое несет в себе заявление министра Шеварднадзе об отставке.

У себя в кабинете госсекретарь и его помощники мрачно рассуждали о том, удастся ли стать новым министром иностранных дел Примакову.

– Ясно, что Примаков та лошадка, на которую ставят сторонники жесткой линии против политики Шеварднадзе в Персидском заливе, – сказал Росс. – А поскольку Примаков всегда принадлежал к новому мышлению, то, с точки зрения Горбачева, он может угодить и реформаторам. Но Горбачев должен понимать, что назначение Примакова будет означать для нас скверный сигнал в отношении Персидского залива.

В советском посольстве на Шестнадцатой улице Александр Бессмертных от руки написал записку Шеварднадзе: «Дорогой Эдуард Амвросиевич, я прошу Вас отказаться от отставки. Так было бы лучше для нашей внешней политики и для общей международной обстановки. Я в этом убежден. Не покидайте свой пост. Саша».

Не оставляя ни у кого сомнений относительно предсказаний Шеварднадзе о грядущей диктатуре, 22 декабря Крючков, выйдя на трибуну, предупредил, что «если сегодня пойти на решительные действия по наведению порядка, то надо заведомо согласиться с тем, что (в республиках) прольется кровь». Он обвинил западные спецслужбы в попытках «воздействовать» на распад Советского Союза.

Советский Союз и в самом деле расползался по швам. Республика Молдавия, расположенная на границе с Румынией, была на грани восстания. 23 декабря Горбачев потребовал, чтобы молдаване отказались от планов создания собственной армии.

Съезд народных депутатов предоставил Горбачеву большую часть тех полномочий, о которых он просил, но наотрез отказал в создании нового всесоюзного органа для проведения в жизнь его декретов. На должность вице-президента Горбачев решил выбрать Геннадия Янаева, который заверил съезд в своей первой речи:

– По своим убеждениям я коммунист до глубины души.

В Белом доме Буш и Скоукрофт были потрясены событиями в Москве за последние две недели. Скоукрофт сетовал Бушу на то, что Горбачев «по-прежнему пытается нащупать точки соприкосновения между реформаторами и реакционерами, хотя таковых и не существует». Он напомнил президенту, что политика Советов в Персидском заливе «несет на себе отпечатки пальцев Шеварднадзе»; с уходом Шеварднадзе Горбачев может отказаться от сотрудничества в Персидском заливе.

В последнюю неделю декабря, накануне рождения своего сына, Бессмертных явился в Белый дом, чтобы передать Бушу новогодние поздравления Горбачева. Президент сказал Бессмертных, что он обеспокоен продолжающимся кризисом в Прибалтике, но, стремясь сохранить Советы на своей стороне перед лицом возможной войны в Персидском заливе, он воздержался от критики в адрес Горбачева за его уход вправо во внутренней политике.