Ольга Валькова - Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Нина Михайловна, разумеется, не стала дожидаться, пока кто-то пришлет ей готовые программы наблюдений. Она разработала свои. Как отмечено в справке Сормовского отдела народного образования: «Выработанные ей программы по сбору лек[арственных] трав и фенологическим наблюдениям СОНО распространяло по школам и колониям, для руководства, что имело практический результат — собранные травы поступали в аптеку, и в эпидемию малярии 1921 г. полынь, в отсутствие хины, поддержала силы больных. Фенологические наблюдения, собранные Н[иной] М[ихайловной], отсылались ей в П[етербург], зав[едующему] сетью проф[ессору] Кайгородову» [993] Справка Сормовского отдела народного образования о просветительской деятельности Н. М. Субботиной. 9 октября 1922 г. // ГАРФ. Ф. 249. Оп. 3. Д. 321. Л. 11. .

Субботина также принимала участие в наблюдениях за разливом Волги по программе Гидрологического института. «По просьбе Гидрологического института велись наблюдения над разливом Волги весной 1921–[19]22 г.», — бесстрастно сообщает справка отдела народного образования [994] Там же. .

Одним словом, несмотря на все житейские трудности, несмотря на потерю обсерватории, Н. М. Субботина сумела сохранить свой оптимистический взгляд на жизнь, неуемную энергию и стремление работать. Через много лет, в 1958 г., Нина Михайловна вспоминала о своих сормовских занятиях в письме к коллеге-астроному А. Н. Дейчу. Она рассказывала ему об отношениях с С. К. Костинским, о том, как пригодились его советы в ее новой работе: «…советы его я сохраняла д[о] с[их] п[ор], особенно на работе в провинции, на Сормовском заводе (1917–1926 г.), в качестве астронома-наблюдателя [Политпросвета] С[ормовского] завода. Должность эта считалась тогда как нечто универсальное: астроном должен был знать и уметь все! Разыскивали мы беспризорных, устраивали интернаты и школьные колонии, собирали для завода лекарственные травы — аптеки были пусты, а больных насчитывалось до 12 000 в год — тиф, малярия, туб[еркулез], но рабочие хотя падали у станков, а героически трудились! Приходилось работать „ин экстензо“ [995] In extenso ( лат. ) — полностью, без сокращений. , и ездить в разные командировки (Ленинград и Москву), даже на съезды по эксперим[ентальной] психологии и Бот[анический] сад за семенами для нашего огорода и аптеки». «Горжусь, что мне доверяли, зная моих покойных отца и брата-металлурга, ученика знаменитого Чернова, плавившего броню и легиров[анные] стали. Он и погиб на посту, — продолжала Н. М. Субботина. — Горжусь теми удивительными годами!» Здесь же она рассказывала о работе своего (сормовского) астрономического кружка: «В Сормове удалось нам организовать астро-кружок, построить две трубы силами школьников, прибавить мои две трубы 108 мм и 95. Вели мы с ними наблюдения! Теперь они (астрономические трубы. — О. В. ) у пионеров…» [996] Субботина Н. М. Письмо А. Н. Дейчу. 3 июля 1958 г. // Архив ГАО РАН. Ф. 10. Д. 370. Л. 3, 3 об. .

«Попала <���…> в самую кипень жизни…» Способность Нины Михайловны адаптироваться к изменяющимся условиям, способность создать новую, интересную, полную смысла жизнь из обломков жизни уничтоженной поражает воображение. Похоже, это свойство было присуще всем братьям и сестрам Субботиным. Несмотря на потери и на разразившийся в стране хаос, они пережили бурные революционные годы, не растеряв друг друга, своих друзей и даже «свое имущество», воспринимая, как иногда кажется, происходившее как одно большое приключение. Например, Сергей Михайлович Субботин писал Б. А. Федченко 10 мая 1920 г. (за несколько недель перед поездкой в Петроград, о которой упоминала Субботина в письме к О. А. Федченко): «Собираюсь в скором времени (недели через 3–4) в Питер навестить Вас, дорогих друзей, и разузнать судьбу, по-видимому, печальную нашего квартирного имущества, осталось ли что-нибудь и где оно находится. За все то, что Вы сделали для спасения части нашего имущества я сердечно тебя благодарю и постараюсь отплатить тебе чем могу» [997] Субботин С. М. Письмо Б. А. Федченко. 10 мая 1920 г. // СПбФ АРАН. Ф. 810. Оп. 3. Д. 1036. Л. 99, 99 об. . И продолжал: «Какие планы у тебя на лето? Ведь теперь большой простор для проявления своей инициативы по части всяких научных исследований, экспедиций, изучений и прочее? У тебя наверно много намечено интересного. Напиши мне пожалуйста про это!» [998] Там же. Л. 99 об., 100. Отсутствие известий от двух куда-то запропастившихся в тот момент братьев (Игоря и Олега), конечно, беспокоило Сергея Михайловича, но весьма умеренно: «От братцев никаких вестей нет. Теперь очень надеюсь что-нибудь узнать через знакомых моряков, которые поехали в Баку, какие там были последние вести» [999] Там же. Л. 100 об. . 11 июля 1922 г. С. М. Субботин посылал привет Б. А. Федченко из Царицына: «Дорогой друг Боря. Шлю тебе <���…> [1000] Слово неразборчиво. привет на пути в Астрахань, куда плыву на своем пароходе во главе товарообменной экспедиции для закупки там рыбы для нашего завода. Собираемся дойти на своем пароходе до взморья и там посмотреть как ловят белуг и осетров. В Жигулях остановились на день. Много лагун по пути, очень хорошая растительность, цветут липовые леса, т[ак] ч[то] удивительно хорошо. Брат Леня тоже едет с нами — он <���…> [1001] Слово неразборчиво. [в] командировке по делам землечерпалок. Остальная наша компания осталась в Сормове» [1002] Субботин С. М. Письмо Б. А. Федченко. 11 июля 1922 г. // СПбФ АРАН. Ф. 810. Оп. 3. Д. 1036. Л. 101 об. .

Младший из братьев, Олег, «нашелся» в том же 1920 г. и больше не пропадал из поля зрения семьи. О своих самых настоящих приключениях он красочно, хоть и коротко рассказал в письме Б. А. Федченко 22 декабря 1920 г. «Дорогой Боря! Наконец после двухлетнего отсутствия я возвратился к родным пенатам и имею возможность писать друзьям. Эти два года я провел на Кавказе — главным образом в Баку. Приходилось ездить по делам на Чемкен в Закаспий и Персию. В Персии в 1919 г. я провел 4 месяца в Барфруте, Метедессере и Энзели, пришлось также сделать очень интересную поездку вдоль побережья от Метедессера до Шахсувара по девственным лесам где водятся тигры, пантеры и где дубы, азады и „желтунное дерево“ толщиною в несколько обхватов. В Персии я был в самый сезон апельсинов и уничтожал потрясающее количество. Вообще о Персии у меня остались самые лучшие воспоминания если бы там… не жили персы, а это таки жулики, подобных более на свете кажется нет. Вообще за эти два года я стал большим противником всяких инородцев, — не без иронии замечал О. М. Субботин и продолжал: — Осенью этого года я был в Тифлисе, откуда поехал в Ташкент в отдел Внешней торговли для переговоров о товарообмене от французской фирмы CU Optorg. По этим же делам я проехал в Москву. Сейчас я жду дальнейших инструкций из Тифлиса от главноуполномоченного m-r Perrant, и если будет заключен договор товарообмена мне придется вернуться в Тифлис — но это очень маловероятно и мне предстоит поступать здесь на службу» [1003] Субботин О. М. Письмо Б. А. Федченко. 22 декабря 1920 г. // СПбФ АРАН. Ф. 810. Оп. 3 Д. 1035. Л. 19, 19 об. .