Сергей Михеенков - Маргелов

Так вот, по прибытии в город Бела-Црква полки выстроились на главной городской площади. Появились генералы, командующие фронтами Ф. И. Толбухин и Р. Я. Малиновский. Ждали Тито, но вскоре стало известно, что он в тот день был в Москве. Зато прибыли начальник Генерального штаба югославской армии, командиры партизанских корпусов и дивизий. После короткого митинга, на котором выступили командующий войсками 2-го Украинского фронта и начальник Генерального штаба, всех развели по домам. При этом строго приказали: по квартирам и по улицам не ходить, сдать оружие командирам отделений и быть вежливыми с местным населением.

Мы добрались до дома, который нам подобрал для постоя старшина роты. Я сразу стащил себя грязные сапоги, галифе и гимнастерку, умылся и бухнулся в постель. В последние сутки почти не спали. Старшина пошел топить баню. Я его попросил не будить хотя бы два-три часа. По молодости лет этого было вполне достаточно, чтобы отдохнуть и восполнить силы. Но отоспаться мне не было суждено.

Сквозь сон слышу, что кто-то трясет меня. Глаз не открываю, думаю: кто бы ты ни был, ну тебя к черту… Оказывается, прибегал ординарец полковника Лубенченко с поручением разбудить меня и срочно доставить в штаб полка для выполнения специального задания. Об этом мне чуть погодя поведал старшина: “Иди, соня, ‘батя’ ждет тебя к телефону”. Вскочил, натянул галифе, босиком, без гимнастерки побежал к аппарату. Связь у нас тогда уже работала, как трофейные швейцарские часы. Доложился по полной форме: “Командир пулеметной роты гвардии старший лейтенант Ефременко на проводе!” А Андрей Григорьевич Лубенченко и говорит мне, как всегда, спокойным голосом: “Слушай приказ. К семнадцати ноль-ноль явиться в поселок на южном склоне Карпат на бал. Понял?” — “Понял”, — говорю. Ответил машинально, а сам пытаюсь сообразить, вместить в голове и разложить по полочкам смысл только что полученного приказа. Пока “батя” на проводе, говорю ему, чтобы, по возможности, заменил меня кем-нибудь из офицеров. Слышу “батин” голос: “Такой возможности нет. Быстро собирайся. Командир дивизии приказал обеспечить твою явку в обязательном порядке”. И вдруг “батя” спрашивает: “Ты встречался в тылу с югославскими партизанами?” — “Так точно, встречался”. — “Ну вот! Собирайся живей! За тобой придет машина”.

Мыться, чиститься поздно, надел то, что было, и поехал в штаб дивизии. В штабе меня встретил полковник Шубин. Валерий Федорович пожал мне руку, поблагодарил за удачную операцию, сказал, что представления на моего пулеметчика старшего сержанта Грабенко подписаны и что Маргелов приказал оформить представление на меня. Начальник штаба окинул меня взглядом, тут же позвонил на склад и приказал выдать мне новое обмундирование и сапоги из НЗ. Я быстро слетал на склад, переоделся. За одно побрил свой пушок и прибыл снова в штаб дивизии. Здесь мне выдали пачку папирос “Казбек” и новый носовой платок. Когда старшина выдавал платок, предупредил: “Это, учти, не для того, чтобы сопли вытирать…” Я понимающе кивнул, но так ничего и не понял.

Перед выездом на бал нас всех, молодых офицеров, собрал на инструктаж командир дивизии генерал Маргелов. Сам генерал был в новеньком мундире, в начищенных, как зеркало, сапогах. Инструктаж был коротким: сказал, чтобы не напивались и не целовали руки женщинам, потому что он терпеть этого не может. Все было понятно.

Вереница машин двинулась в назначенное место. В замыкающем “виллисе” ехал я с несколькими офицерами. Подъехали к зданию с колоннами, въехали на верхнюю площадку. У дверей стоят часовые и лакей с пикой. На пике пучок разноцветных лент. Лакей грозный, не то что часовые. В здание вела широкая лестница, которая справа и слева на уровне второго этажа заканчивалась широкими площадками. Площадки заполнены дамами, девушками. На первом этаже под площадками — раздевалки, где сдают головные уборы и личное оружие. Как только очередной гость переступает порог, лакей поднимает пику, ударяет древком в пол и извещает, кто прибыл. Генералов, в зависимости от звания, он вначале представлял “его превосходительство”, а затем называл генеральское звание, фамилию, имя и отчество. Старших офицеров именовал “их высокоблагородиями” и “их благородиями”. У меня было самое младшее звание. Я потому и шел последним. Лакей величественно взглянул на меня, на мои погоны и тем же торжественным голосом произнес: “Поручик Любомир Ефременко!”

Генералы, подходя к дамам, целовали протянутые им руки и останавливались на площадках за их спинами. Наблюдать за этим церемониалом было любопытно. Порой смешно. Мне даже казалось, что я сплю и никакой старшина меня не будил… Целовал ли дамские ручки генерал Маргелов, я не проследил, как-то пропустил.

Я тоже поднялся вверх, как всегда последним, целовать ручки, помня инструктаж командира дивизии, не стал, пожимал их все подряд. И вдруг слышу, как одна солидная дама на чисто русском языке, даже не говорит, а кричит: “Какой красивый поручик! И такой невоспитанный!..” — И с укоризной посмотрела в сторону генералов и “их высокоблагородий”.

Тогда один из пожилых генералов ей объяснил, что у нас это не принято, что нынешние офицеры Красной армии дамам руки не целуют, а они целовали руки, поскольку старого воспитания. Пожилая дама оказалась родом из Петербурга. Все прислушивались к ней, оказывали ей знаки внимания. После ее слов все смотрели на меня, и я не знал, куда деваться. Лицо горело огнем. Хотелось сквозь землю провалиться. Но что делать! Надо было выполнять приказ командира дивизии, и я продолжал пожимать дамам ручки, правда, уже двумя руками.

Увидел своего “батю” полковника Лубенченко и говорю ему: “Разрешите покинуть бал?” Но тут появился полковник Шубин и забрал “батю” к генералам.

Посмотрел в зеркало, а лицо — красное, до кончиков ушей, все пылает алым маком. Да, думаю, в дамском обществе… это не пулеметной ротой командовать.

Разрешения покинуть бал я не получил. Немного погодя появляется “батя” и говорит мне: “Есть приказ никуда не отлучаться. За столом будешь сидеть рядом с дочерью хозяина”.

Так вот что задумал командир дивизии, смекнул я.

Начали приглашать в банкетный зал. Слева остался танцевальный зал. Я туда даже не входил. Справа — зеркальные двери и туалеты. Затем, по левой стороне, — концертный зал с хором цыган. И, наконец, прямо — длинный банкетный зал, меньшая часть которого отделена двустворчатой красивой дверью. Вначале дверь была раскрыта, и единый стол казался просто огромным. Генералы прошли во главу стола. Остальных гостей стали рассаживать говорившие по-русски официанты. И вообще мне все время казалось, что вокруг очень много русских.