Иосиф Пилюшин - Снайпер Великой Отечественной

К 8 часам все участники соревнования были в сборе. По жеребьевке наша команда шла второй: мы сели на машину и уехали на заданную дистанцию. Командир взвода Юрий Грудинин стоял на подножке кабины. Он задорно встряхнул кудрями и запел:

Дружный хор подхватил песню.

Машина шла по проселочной дороге, переваливаясь с боку на бок. Слева и справа шпалерами раскинулись огороды ленинградцев. Где бы ни доводилось нам встретиться с жителями Ленинграда, в памяти тотчас оживали месяцы страшного голода, пережитого ими… Сейчас женщины и подростки убирали урожай. Увидев нас, они выпрямляли натруженные спины и, опершись на лопаты, приветливо махали руками. Одна молодая женщина ловко забросила в кузов машины большой пучок моркови. Она что-то крикнула, но шум мотора поглотил ее слова.

Когда мы прибыли, на месте нам был зачитан приказ, и команда 109-й дивизии вышла на старт дистанции. Спустя два часа к нам прикатил мотоциклист. Он коротко передал:

– 109-й приступить к выполнению задачи! – И укатил.

…Я еще издали увидел бегущих по полю с лопатами женщин, мужчин, подростков. Они стали зарывать ямы на нашем пути. Одна сухонькая, маленькая старушка принесла ведро воды и, протягивая каждому из нас полную кружку, приговаривала:

– Сыночек, выпей холодной водицы, легче будет тащить это окаянное орудие.

Навьюченный станком пулемета, Максимов бежал впереди меня. Поравнявшись со старушкой, он смахнул рукавом пот со лба, взял кружку из ласковых рук и залпом осушил ее. Затем осторожно обнял старушку за худенькие плечи и поцеловал:

– Спасибо тебе, родная, за помощь.

Наша команда заняла первое место в соревновании. И в этом помогли нам ленинградские женщины, – как и во всех наших боевых успехах на рубежах обороны.

На закате наша команда покинула стрелковый полигон. Машины шли по улицам города не торопясь и увеличили скорость, только выйдя на Краснокабацкое шоссе. Все мы смотрели на любимый город, который особенно красив в сумерки. По берегам покрывающейся легким туманом Невы к небу лениво подымались столбы дыма заводских и фабричных труб. По улицам, позванивая и разбрасывая искры, шли трамваи. В этот час ленинградцы возвращались домой со своих огородов. Они останавливались на улицах и на обочине шоссе, молчаливым взглядом провожая нас туда, где в воздухе появлялись и исчезали ракеты. Наша машина круто повернула налево и, уменьшив скорость, пошла к линии фронта.

Первым, кого я встретил в передовой траншее, был Сергей Найденов. Он шел навстречу мне улыбаясь, подтянутый, посвежевший, его чисто выбритое лицо дышало здоровьем, из-под стоячего воротника новенькой гимнастерки виднелась узенькая белая полоска, окаймлявшая загорелую шею. Сергей держал новенький карабин с облегченным оптическим прицелом. Подойдя ко мне, он молча взял меня за плечи и поднял на руках, словно трехлетнего мальчугана:

– А ну, учитель, определяй пригодность ученика к строевой.

– Пусти, чертяка, кости поломаешь.

– Письмо отдашь – пущу! Ребята сказали, что оно у тебя, Осип. Не мучь, душа изболелась!

Я отдал Сергею письмо, переданное мне для него в штабе дивизии. Он осмотрел со всех сторон и осторожно вскрыл конверт. Глаза жадно забегали по строчкам листка, исписанного карандашом. Листик бумаги слегка дрожал в его сильной руке. Сергей несколько раз перечитал письмо, затем опустил руки, глубоко вздохнул всей грудью и стал смотреть вдаль, забыв о моем присутствии.

– Что пишут из дому?..

– На, читай.

« Здравствуй, родной ты наш. Вчера получили от тебя письмо. Читаю, а сама смеюсь и плачу от радости, что ты жив и здоров… Отец как ушел воевать, два письма прислал и больше не пишет. Я с Костей работаю в колхозе, а Надюшка дома. Она в этом году пойдет в школу. Вот радости будет! Часто берет она твою фотографию, ставит ее посредине своих игрушек и все-то с тобой разговаривает. Ложится спать, а карточку кладет себе под подушку. Сама задует лампу, обнимет меня за шею и скажет: «Мамочка, спи, мы с Сережей уже спим». Отца она не помнит. Сынок, мы каждый день и ночь живем мыслями и сердцем с вами ».

Далекий, но живой голос чужой семьи сильно взволновал меня. Я снова пережил всю глубину своего горя. В эту минуту мне страстно захотелось увидеть сына, побыть с ним вместе хоть одну минуту…

– Осип, я лежал в одном госпитале с Андреевым.

– Как он себя чувствует? Скоро ли вернется?

– Плохо. Иной раз узнавал меня и говорил нормально, а другой раз вроде и смотрит на тебя, а говорит разную чушь. Крепко его гады стукнули по голове, никак не может прийти в себя…

– А Зина?

– Я ее встретил в канцелярии, когда выписывался. – Сергей подал мне угольничек от Строевой. – Она просилась на выписку, но врач ее задержал: с ногой у нее все еще неладно.

Найденов досадливо махнул рукой, взял под мышку ящик гранат и ушел в глубь траншеи. Я же отправился в блиндаж, лег на нары и пролежал с открытыми глазами до утренней зари.

Утром в землянку пришел Найденов:

– Вставай, Осип, послушай, что я хочу предложить.

Обращаясь ко всем присутствующим, он сказал:

– Ребята, завтра 1 сентября, большой праздник всех учителей. А моя сестренка первый раз пойдет в школу. Давайте поздравим с праздником нашего командира роты – учителя Романова!

Предложение Найденова было встречено с восторгом. В блиндаже разом все зашумели, засуетились, будто мы сами собирались идти в школу. Правда, новеньких тетрадей и карандашей у нас не оказалось, но это никого не смущало. Мы заготовили листочки, огрызки карандашей – что нашлось. К вечеру все приготовления были закончены. Все это делалось в глубокой тайне от Романова. Утром 1 сентября мы побрились, переменили подворотнички, взяли сумки и цветы, которые где-то раздобыли ребята, и гуськом по траншее направились к землянке командира роты.

Остановившись за последним поворотом, мы направили на разведку в командирский блиндаж сержанта Базанова.

– Ребята! Идите скорее! Лейтенанта нет, телефонист сказал, что он ушел в 1-й взвод и вот-вот должен вернуться.

Мы расселись кто где: на ящиках, на нарах, на гранатной нише. На стол поставили в консервной банке цветы, зажгли две свечи, положили на колени сумки, на них листки бумаги и карандаши. Бойцы сидели в торжественных позах. Базанову было поручено преподнести лейтенанту цветы и поздравить с началом учебного года.

Романов, войдя в блиндаж и увидев нас с листками бумаги и карандашами в руках, в недоумении остановился. Мы встали. Базанов подал командиру букет подсохших полевых ромашек и торжественно провозгласил: