Майкл Кейн - Взорви эти чертовы двери!

Бытует стереотип, что у кинозвезд сложный характер и они могут позволять себе разные выкрутасы. Возможно, раньше это и было правдой, но не сейчас. Сейчас в мире слишком много талантливых людей, и никто не будет мириться с выкрутасами. Режиссеры предпочитают актеров, которые вовремя приходят на съемки, знают слова, сосредоточены на работе и приятны в общении. В жизни, как и в кино, компетентные люди встречаются не так уж часто, поэтому компетентность ценится. Никогда не недооценивайте профессионализм. Крепкий профессионал всегда лучше ненадежного гения.

Актер должен явиться на съемочную площадку уже полностью подготовленным к роли и сыграть с ходу, не нуждаясь в подбадривании и обратной связи со стороны режиссера. Актерская игра отнюдь не единственное, что заботит режиссера; он думает также о технических и эстетических аспектах картины. Именно поэтому, если режиссер никак не комментирует игру актера, можно сделать вывод, что его все устраивает. Но актер должен уметь слушать указания режиссера, подстраиваться под них, реагировать на его замечания и адекватно воспринимать критику. Все эти качества нужны не только в кино. Всем приходится готовиться к той или иной ситуации, а далее подстраиваться под разворачивающиеся события. Но в то же время мы должны уметь выслушать обратную связь: начальства, клиента, партнера.

За семьдесят лет в киноиндустрии мне довелось поработать почти с сотней режиссеров, включая лучших в своем деле. Опыт научил меня тому, что режиссерам лучше доверять, потому что они знают, что делают. Мне не всегда понятно, почему те или иные режиссеры спускают актерам с рук плохую игру, почему решают снять еще один дубль, хотя мне кажется, что я произнес свои строки идеально; зачем заставляют меня сыграть сцену иначе, а не так, как ее вижу я. Но это потому, что я не представляю себе картину целиком, а воспринимаю съемки лишь со своей ограниченной точки зрения. Режиссер же часто замечает то, о чем я вовсе не подумал; он может видеть то, чего не вижу я, или решить смонтировать сцену так, как мне бы никогда не пришло в голову. Все режиссеры думают о фильме в целом, о том, как лучше сделать, чтобы общее восприятие получилось наиболее выигрышным. Большинство из них знают, как этого достичь. Именно поэтому я слушаю режиссерские указания и стараюсь выполнять их.

Режиссер (а также начальник или клиент) может оказаться добрым, злым, плохим, но раз уж вы с ним взаимодействуете, сделайте все возможное, чтобы сработаться. У всех режиссеров, у которых мне довелось сниматься, — были ли они добрыми, злыми или плохими, — я учился чему-то полезному. На самом деле, хоть с плохим режиссером сложнее сыграть хорошо, этот опыт может быть очень ценным. Для актера съемки у плохого режиссера — как тренировка на больших высотах для атлета и бег по песку для бегуна. Это сложно, и вряд ли вы поставите персональный рекорд, зато когда вы начнете работать с хорошим режиссером — то есть бегать по твердой поверхности, — вы сыграете лучше в разы.

Больше всего мне нравится работать с режиссерами, которые дают немногословные указания и умеют поддержать актера.

Именно таким режиссером был Джо Манкевич, снявший «Сыщика». На съемках этого фильма я особенно нуждался в поддержке: меня очень пугала перспектива совместной работы с Лоуренсом Оливье, великим актером, но неисправимым «затмевателем»: он во время съемок сцены имел обыкновение отходить назад, заставляя партнеров отворачиваться от камеры, чтобы продолжать вести с ним диалог. Еще он любил «красть сцены» у партнеров, то есть в нужный ему момент поднимал бровь или морщил нос, перетягивая внимание зрителя на себя. (Многие ведут себя так не только в кино!) Оливье также был режиссером, удостоившимся «Оскара», то есть перспектива снимать его наверняка пугала Джо не меньше.

В первый день съемок, еще до прихода великого лорда Оливье, я молча стал осматриваться на съемочной площадке, а Джо наблюдал за мной. Должно быть, я излучал ауру неуверенности, потому что Джо подошел, обнял меня за плечи и сказал: «Не волнуйся, Майкл. Я о тебе позабочусь». Он сказал именно то, что мне нужно было услышать.

Через несколько дней меня снова охватило беспокойство. Ларри был сродни природной стихии, сметающей все на своем пути; он хотел быть в центре любой сцены. Он вставал где хотел, а мне приходилось ходить вокруг него на цыпочках. Если вдруг я загораживал его на экране, он тут же приказывал Джо вырезать эту сцену. В конце концов я пошел к Джо жаловаться. «Не волнуйся, Майкл, — сказал он опять. — Я же обещал о тебе позаботиться? Я не забыл. Я говорю ему, что вырежу сцены, но что вырезать, а что оставить, решится на монтаже. Ты заметил, что я ничего не вырезал? И когда в следующий раз Ларри отвернется, вынудив тебя развернуться к нему лицом, разворачивайся. Я поставлю вторую камеру у него за спиной и сниму тебя крупным планом. С нами работают опытные операторы и режиссеры монтажа. Все будет в порядке. Доверься мне». Я доверился — и правильно сделал.

Мне дважды выпадала невероятная удача поработать с режиссером, которого я считаю величайшим мастером своего дела. Речь о покойном Джоне Хьюстоне. Хьюстона номинировали на «Оскар» пятнадцать раз; он снял все фильмы с героями моего детства и три моих самых любимых детских фильма — «Африканская королева», «Сокровище Сьерра-Мадре» и «Мальтийский сокол». Первым нашим совместным фильмом стал «Человек, который хотел быть королем». Роль Пичи Карнехана была написана для моего кумира Хамфри Богарта еще за двадцать лет до того. Второй нашей совместной картиной стало «Бегство к победе» (1981).

Я относился к Джону как к отцу. С актерами он обращался очень мягко, потому что и сам любил сниматься в кино. Было в нем что-то — может, обаяние, а может, особое качество, присущее лишь звездам, — что заставляло людей уважать и слушать его безоговорочно.

Джон научил меня не ожидать постоянного режиссерского внимания — качество режиссуры не определяется количеством режиссерских указаний актеру.

На съемках «Человека, который хотел быть королем» в 1975 году что-то не давало мне покоя, и через пару дней я подошел к Джону и сказал:

— Джон, ты совсем не говоришь мне, что делать.

— Майкл, — ответил он своим знаменитым голосом, хрипловатым и звучным, как у героев вестернов или самого Господа Бога, — тебе хорошо платят за эту работу. Ты и сам знаешь, что делать.