Феликс Медведев - После России

Вопросов много. Но журнал продолжает выходить. С той только разницей, причем принципиальной, что набирается он теперь в Москве. «Континент», словно выполняя давнее стремление, возвращается, говоря словами Солженицына, «на коренную русскую территорию». Можно сказать, что это его второе рождение…

Еще вчера журнал считался самым антикоммунистическим на Западе. Сегодня риск выпуска (и материальный и идеологический) взял на себя киноиздательский консорциум «Аверс». Печатается журнал тиражом сто тысяч экземпляров. Иной читатель, уверен, заметит: у нас и миллионные тиражи не редкость. Все верно, но стоит учесть, что прежний тираж «Континента» равнялся трем тысячам.

Создана и московская редколлегия журнала. В нее вошли Булат Окуджава, Фазиль Искандер, Юлиу Эдлис, Игорь Виноградов. С радостью принял я предложение подготовить к печати двенадцатитомное «Избранное» «Континента». Первый выпуск — том прозы «Жертвоприношение», в который вошли произведения наших «западных» прозаиков: Аксенова, Войновича, Довлатова, отрывки из мемуаров Галины Вишневской, публицистика Иосифа Бродского, сатирические новеллы Юза Алешковского, киносценарии Андрея Тарковского, — готовится к изданию.

Декабрь 1990 г.

Я искал эту книгу несколько лет. «Вынюхав» библиофильской ищейкой всю букинистическую Москву и не обнаружив ее ни в магазинах, ни в библиотеках известных собирателей, я стал охотиться за ней по всему свету. Однажды в Нью-Йорке в магазине русской книги я наткнулся на один-единственный экземпляр ее и мгновенно разочаровался: во-первых, это была грубая копия-репринт, изготовленная неведомо кем и где, без всяких выходных данных и сведений, во-вторых, цена, которую просили за книгу, была мне просто не по карману. Правда, потом я пожалел, что не отдал последние командировочные доллары, ибо надо было удовлетвориться и этим эрзацем капризного издательского рынка. Но вот в Париже на маленькой улочке Дарю, там, где стоит знаменитая русская церковь, в магазине, основанном почти 70 лет назад издателем Сияльским и превращенном нынешними наследниками в лавку товаров а ля рюсс, где можно купить все — от павловопосадского платка до четок и белогвардейских погон, в шкафу-закутке, в пыли и разоре, в стопе кем-то сданных на комиссионных началах довольно редких изданий с автографами Алексея Ремизова и Георгия Иванова я вдруг обнаружил до, что искал. Я почти не верил своим глазам. Я искал именно эту книгу, изданную в Берлине издательством «Петрополис» в тридцатых годах.

…Она очень русский человек, глубоко любит Россию. Несколько лет провела в Америке, в Испании, во Франции, много путешествовала, но жить, как оказалось, может только на родине.

Переводчица, певица, актриса, знавшая и дружившая с Дос Пассосом, Маяковским, Бурлюком, Сименоном, Солженицыным, она написала увлекательнейшую книгу о своей жизни. Охотно выступая со сцены на творческих встречах, она рассказывает об эпизодах, происходивших много лет назад. Штрихи ее жизни — это приметы времени далеких уже эпох. Давая радио- и телеинтервью, она вскользь, как о чем-то незначительном, одной строкой упоминает о начале переводческой работы. А между тем эта история достойна отдельной новеллы.

…В середине тридцатых годов, вернувшись из Франции в Россию, Татьяна Ивановна Лещенко подружилась с женой поэта Николая Тихонова Марией. Однажды в разговоре об английской литературе Мария Константиновна заметила, что читает по-русски книгу Лоренса «Любовник леди Чаттерлей», наделавшую в Европе много шума. «Не твоя ли это фамилия значится в качестве переводчицы — Татьяна Лещенко?» — спросила она. «Моя», — скромно ответила Татьяна Ивановна. В России она почти никому не говорила об этом эпизоде в ее богатой событиями жизни. Книгу никому не показывала, и мало кто знал, что знаменитый роман перевеса именно она. Почему?.. Времена наступили тяжелые. Она понимала, что при случае ей не поздоровится, зачем дразнить гусей, а молчание всегда золото. «А вы знаете, — продолжала Мария Константиновна, — Максим Горький подарил эту книгу писателю Анатолию Виноградову с надписью: «Дарю вам одну из самых прекрасных, но и самых печальных книг нашего столетия».

«Эта почти детективная история с переводом знаменитого романа Лоренса, — рассказывает Татьяна Ивановна, — началась в Нью-Йорке, когда брат моей подруги Беатрис, родственницы знаменитой писательницы Гертруды Стайн, посоветовал прочитать недавно вышедшую книгу английского писателя Лоренса. «О чем она?» — спросила я равнодушно. В ту пору мне было все равно что читать. «В книге много эротики», — интригующе ответила Беатрис, и я сразу же потеряла интерес к предложенному чтиву. Мне это было чуждо, неинтересно. Тогда меня волновал другой Лоренс, знаменитый английский разведчик, тот, что написал «Восстание в пустыне». И я забыла о разговоре с подругой.

В 1930 году я приехала в Париж и познакомилась с находившимся там в командировке от Луначарского скульптором Дмитрием Цаплиным, ставшим моим мужем. С Цаплине писали как о «гениальном русском мужике с Волги». Так вот, вскоре, по-видимому, после выхода книги на французском языке завихрилась сплетня, обошедшая весь русский Париж, о том, что свою книгу Лоренс якобы написал обо мне и о Цаплине.

И наконец-то заинтригованная романом, я залпом проглотила его.

Он поразил меня своей целомудренностью, честным отношением к любви. По правде говоря, я не любила волевых женщин. В отношениях с любимыми мужчинами я пыталась оставаться самой собой: была нежна и внимательна. Ведь это главное, а не что-то иное. Первый мой муж был очаровательным человеком, но я не могла привыкнуть к Нью-Йорку, куда он привез меня семнадцатилетней девочкой из Пятигорска. Мы расстались, но всю жизнь были самыми близкими друзьями. Когда много позже, в пятидесятых годах, я сидела в тюрьме, Бен постоянно присылал из Америки посылки.

…Итак, я прочитала «Любовника леди Чаттерлей». Книга мне очень понравилась еще и тем, что воспринималась мною как увесистая пощечина английскому лицемерию. И я взялась переводить роман…»

Молодая чета отправилась на берег Средиземного моря, отыскала уютное местечко среди скал. Соленые волны плескались у ног влюбленных. Цаплин делал свою очередную скульптуру, а Таня, лежа на горячем песке, переводила сагу о пылких чувствах леди Чаттерлей к леснику Мэллерсу. Переводила взахлеб, ничем другим не интересуясь.

Готовая работа отправилась в Париж, в лавку Поволоцкого. Это был большой книжный магазин на набережной Сены, где, кстати, Татьяна познакомилась с Эренбургом, Замятиным, другими знаменитыми русскими эмигрантами. Поволоцкий принял заказ. Перепечатывал перевод книги (рукопись была от руки) удивительный человек — Михаил Петрович Волконский, потомок декабристов. Образованный, культурный, он нуждался в заработке. Таня была счастлива познакомиться с ним.