Кэтрин Грей - Черчилль. Время – плохой союзник

«В сумерках ноябрьского вечера я впервые вел отряд через мокрые поля к нашим окопам, мерцающие вспышки и свист шальных пуль сопровождали нас в пути. Именно тогда ко мне вместе с уверенностью пришло ощущение того, что простые солдаты и полковые офицеры, ведомые единой целью, способны исправить невежество штабных, ошибки министров, адмиралов, генералов и политиков, в том числе и мои собственные. Но, увы, какой ценой! Сколько бессмысленных жертв, сколько бесконечных месяцев мужества и лишений, сколько изнурительного труда во имя победы!»

Между тем в Англии преданная Клементина собирала для него информацию, поддерживала старые связи, налаживала новые, нажимала на все рычаги, до которых могла дотянуться, чтобы подготовить мужу плацдарм для возвращения в политику. Черчилль писал ей каждый день, рассказывал о своих делах и расспрашивал о ситуации в Лондоне. Вынужденное бессилие его угнетало. «Я должен молча ждать нового поворота злосчастных событий, – с горечью признавался он. – Уж лучше пусть тебе затыкают рот, чем позволяют давать советы, которые никто не слушает».

И он дождался. Проведя на фронте сто дней, в июне 1916 года он вернулся в Англию. В правительстве в это время был раскол и глубочайший кризис, о некомпетентности премьера и большинства министров не говорил только ленивый. Вскоре Асквит был вынужден уйти в отставку, и новое правительство, в которое вошли и либералы, и консерваторы, сформировал Ллойд Джордж.

Но несмотря на то, что новый премьер-министр лучше чем кто бы то ни было знал и ценил Черчилля, вернуться в кабинет министров тому не удалось. Его слишком многие ненавидели. Но в марте 1917 года был опубликован первый отчет по расследованию Дарданелльской катастрофы, который снял с Черчилля вину за поражение союзнических войск. Это дало Ллойду Джорджу возможность предложить ему второстепенный пост министра снабжения армии, который он с радостью принял.

К этому времени в войне наметился благоприятный поворот – наконец-то помочь союзникам собрались и Соединенные Штаты, а следовательно ожидался приток свежих сил и военной техники, что Черчилля особенно радовало. «Машины могут заменить людей, – говорил он. – Различные механизмы способны сделать человека сильнее, служить опорой венцу творения». Ему удалось усилить танками и британскую армию, благо теперь это было в его компетенции. Он постоянно ездил на фронт, и вскоре некоторые его недруги из военного руководства поменяли мнение – еще никогда армия не снабжалась всем необходимым так быстро и четко.

Но в основном ему теперь пришлось заниматься административной работой. Реорганизовать министерство, чтобы сделать его более эффективным, и бросить силы на наведение порядка в производстве вооружений. Это было довольно трудно – после революции в России британские рабочие то и дело либо порывались бросить работу на военных заводах во имя пацифизма, либо организовывали забастовки, требуя увеличения зарплаты.

Тем не менее, Черчиллю удавалось с этим справляться, и более того, он даже успевал смотреть в будущее. Во время войны на заводах стало работать много женщин, и он отдельно занялся вопросами организации женского труда, одним из первых осознав, что это не временное явление, и что обратно к роли домохозяек англичанок уже не вернуть. «Пришло время, – говорил он, – определить принципы, которыми грядущие поколения будут руководствоваться, используя женский труд в промышленности».

В итоге, к тому времени, когда в ноябре 1918 года союзники наконец подписали перемирие с Германией, репутация Черчилля была частично восстановлена. Он не сломался, но все же снова оказался в самом низу лестницы, ведущей к политическому Олимпу. Путь наверх предстоял долгий и сложный. Тем более и время наступало сложное.

«Мне кажется, что для нас, англичан, переход к мирным условиям был еще более резок, чем наше вступление в войну, ибо он требовал от нас еще более полного и всеобъемлющего изменения в общем направлении нашей мысли…

С каждым днем неизбежно убывало могущество не только государственных людей, но и самих союзных армий, и рассыпалось их единство. Армии должны были вернуться на родину, и власть должна была быть снова возвращена избирателям. Зависть, партийные споры, желание отомстить за причиненные когда-то обиды – все эти страсти, до сих пор подавленные, давали теперь себя чувствовать на каждом шагу…

Прежняя мирная структура общества в течение более чем четырех лет не существовала, и обстановка военного времени придала жизни странную напряженность. Повинуясь таинственному влиянию войны, люди гораздо меньше считались со смертью, страданиями и трудом. Но теперь чары войны были сняты: сняты слишком поздно для одних, слишком рано для других и слишком внезапно для всех!.. Быстро погасли те огромные надежды, которые поддерживали войска и народы во время их страданий. Могло ли быть иначе? В самом деле, можно ли было ожидать, чтобы уничтожение десятка миллионов людей и разрушение одной трети сбережений величайших наций мира привели к золотому веку? Жестокое разочарование неизбежно должно было постигнуть всех. Все мужчины, все женщины, все солдаты, все граждане ждали какого-то великого подъема, а на самом деле им приходилось идти на жертвы: народным массам грозило ухудшение материальных условий жизни, а людям, которые достигли успеха благодаря своим способностям – таких людей насчитывались сотни тысяч, – предстояло сужение сферы их деятельности…

Кончились все пять актов драмы; огни истории потушены, мировая сцена погружается во мрак, актеры уходят, хоры замолкают. Борьба гигантов кончилась, начались ссоры пигмеев».

Первые послевоенные парламентские выборы в 1918 году либералы выиграли с большим преимуществом и на сей раз могли себе позволить сформировать однопартийное правительство, не оглядываясь на консерваторов. Черчилль на своем избирательном участке провел блестящую избирательную кампанию и тоже был переизбран с большим перевесом, что совсем не удивительно, если учитывать, что частью его программы было введение сорокачасовой рабочей недели.

В новом правительстве он получил двойной пост – стал военным министром и министром авиации. Но в табеле о рангах это не шло ни в какое сравнение с министерством внутренних дел, которое ему уже доводилось возглавлять, поэтому он был очень сильно разочарован. Ллойд Джордж опять поосторожничал – он не хотел терять Черчилля, но не хотел и лишний раз вызывать раздражение у его многочисленных недругов, особенно из числа консерваторов.