Сергей Михеенков - Федюнинский

— Но, видимо, и рыбалку придется отменить, — сказал Рокоссовский. — В такое время лучше быть ближе к своим частям.

Федюнинский рассказал о перебежчике. Позже Рокоссовский вспоминал: «Вечером кому-то из нашего штаба сообщили по линии погранвойск, что на заставу перебежал ефрейтор немецкой армии, по национальности поляк, из Познани, и утверждает: 22 июня немцы нападут на Советский Союз».

— Похоже, немец говорит правду, — сказал Рокоссовский.

— Я тоже так думаю.

— Срочно, под разными предлогами, вытаскивайте артиллерию с приграничных полигонов.

— Уже вытащил.

Они смотрели на карту, на линию границы, на помеченные карандашом районы дислокации своих частей, на другие пометки, по ту сторону. Оба, заядлые курильщики, много курили.

— Разведка и пограничники сообщают, что немецкая группировка постоянно усиливается, — пояснил Федюнинский, не отрываясь от карты и раскуривая новую папиросу. — К районам сосредоточения танков и бронетехники идут колонны бензовозов.

— Заправляют танки, что ж тут неясного… Но делаем вид, что ничего не происходит.

— Да, это верно. Стоит проявить какую-либо инициативу, на случай нападения, сверху тут же одергивают: не поддаваться на провокации.

— Как думаете, когда начнется?

— На днях, — сказал Федюнинский. — Пока стоит хорошая погода.

Рокоссовский покачал головой:

— Вот и я так думаю. У них там все готово. Затягивать не будут.

Большой и, к сожалению, непреодолимой проблемой и 15-го стрелкового, и 9-го механизированного корпусов было то, что развертываться им пришлось на новой границе, строить новый укрепрайон. А это, как известно, дело затратное. Требовался большой, если не сказать колоссальный материальный ресурс, а главное — время. Ни того ни другого ни у корпусов, ни у западных военных округов, ни у страны не было.

Спустя многие годы в своей книге «Поднятые по тревоге» генерал Федюнинский напишет о тех днях, наполненных тревогой и ожиданием: «Отношения между Советским Союзом и Германией оценивались в то время как нормальные, развивающиеся в соответствии с пактом о ненападении, а если и проскальзывали сообщения об агрессивных замыслах гитлеровцев, то их считали провокационными. Вполне понятно, и у нас, военных, складывалось впечатление, что непосредственная угроза близкой войны пока отсутствует. Тогда мы еще не знали, что И. В. Сталин, относясь с недоверием к данным разведки и докладам командующих западными пограничными округами, допустил серьезную ошибку в оценке международной обстановки, и прежде всего в определении вероятных сроков агрессии фашистской Германии против нашей страны».

Долгие годы считалось, что Сталин ошибался, не доверял разведке и прочее. Последние исследования говорят о том, что всё тогда, в конце весны и начале лета 1941 года, в мире, уже втянувшемся во Вторую мировую бойню, обстояло гораздо сложнее. Сталин всячески оттягивал неминуемое. Но беда, как известно, всегда приходит неожиданно.

Шло перевооружение армии. Формировались механизированные корпуса, которые должны были стать главной ударной силой армии. Укреплялась граница. «Однако для того, чтобы осуществить все это, требовалось время, — вспоминал Федюнинский. — Новые виды боевой техники в войска только начали поступать, и личный состав не успел их освоить. Оборудование укрепленных районов на новой границе проходило медленно, хотя старые укрепленные районы были законсервированы и вооружение их снято. Между тем мы, находившиеся у западной границы, с каждым днем ощущали, что порохом пахнет все сильнее. По Ковелю упорно ползли зловещие слухи о неизбежной, близкой войне. Многое, конечно, распространялось с провокационной целью. Но, как потом выяснилось, в некоторых случаях эти слухи имели под собой почву. Женам командиров в Ковеле, Львове и Луцке чуть ли не открыто говорили:

— Подождите! Вот скоро начнется война — немцы вам покажут!

Как-то и мне пришлось познакомиться с подобными настроениями. Это было вскоре после вступления в должность командира корпуса. Я возвращался в штаб из поездки в одну из частей, когда на автомашине испортился бензонасос.

Остановились в селе недалеко от Ковеля. Возле нас тотчас же собралась толпа человек в двадцать. Стояли молча. Кое у кого, особенно у тех, кто был одет получше, мелькали злорадные усмешки. И ни один не предложил свою помощь».

— А что за история с немецким самолетом? — спросил Федюнинский.

— Сел в районе Ровно. Немец. Что-то у него вышло из строя. Конечно же, разведчик. Мои бойцы тут же взяли его, так сказать, под охрану. На борту четверо в кожаных пальто. Знаков различия нет. По виду — офицеры. Самолет оборудован самой современной фотоаппаратурой. Пленки уничтожить они не успели. На пленках — мосты, железнодорожные узлы. Одним словом, киевское направление отснято подробно, со знанием дела. Я доложил в Москву. Из наркомата обороны вскоре пришло распоряжение: экипаж отпустить, самолет вернуть. До границы его сопровождала пара наших истребителей.

Вспоминая встречу и главную тему разговора с Федюнинским, маршал Рокоссовский писал в своей книге «Солдатский долг»: «Разговор все о том же: много беспечности. Из штаба округа, например, последовало распоряжение, целесообразность которого трудно было объяснить в той тревожной обстановке. Войскам было приказано выслать артиллерию на полигоны, находившиеся в приграничной зоне. Нашему корпусу удалось отстоять свою артиллерию. Доказали, что можем отработать все упражнения у себя на месте. И это выручило нас в будущем. Договорились с И. И. Федюнинским о взаимодействии наших соединений, еще раз прикинули, что предпринять, дабы не быть захваченными врасплох, когда придется идти в бой».

Четырнадцатого июня центральные газеты опубликовали сообщение ТАСС, в котором говорилось, что «по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы». Газету читали перед строем во всех подразделениях. Для командиров — в назидание.

Но на границе события выстраивались в иной сюжет.

«Вечером 18 июня, — вспоминал Федюнинский, — мне позвонил начальник пограничного отряда [10] Начальником 90-го погранотряда НКВД в то время был майор М. С. Бычковский. Его пограничники и задержали перебежчика. .

— Товарищ полковник, — взволнованно доложил он, — только что на нашу сторону перешел немецкий солдат. Он сообщает очень важные данные. Не знаю, можно ли верить, но то, что он говорит, очень и очень важно…

— Ждите меня, — ответил я и немедленно выехал к пограничникам.

Пройдя в кабинет начальника отряда, я попросил, чтобы привели немца. Тот вошел и, привычно вытянувшись, застыл у двери.