Сергей Михеенков - Федюнинский

— Бой идет на командном пункте. Что делать?

Командир 310-й просил разрешения на отход. Это было ясно. Хотя и не говорил об этом прямо. Потому что слова «отход», «отступление» и подобные им в эти дни приравнивались к таким категориям, как «разгром», «трусость», «паника». Федюнинский, глядя на карту, понимал, что сейчас самое разумное для Замировского, конечно же, отвести полки на тыловые позиции, вывести их из-под удара, попытаться закрепиться в глубине. Но позади него лежал Волхов, электростанция. Уже несколько раз оттуда звонил генерал Чекин, докладывал, что у него все готово, говорил, что беспокоится за связь, поэтому так часто и звонит. Видимо, канонада все сильней, и там, на ГЭС, кажется, что бой стремительно приближается и немцы вот-вот ворвутся на объект особой важности.

Что в этих обстоятельствах сказать Замировскому? Никифор Матвеевич — старый боевой товарищ. Вместе служили на Дальнем Востоке. Вместе входили в Монголию. Замировский командовал Сахалинским, затем Белореченским полками. Опытный командир, мужественный человек. За Советско-польскую войну имел орден Красного Знамени. Федюнинский в том походе был рядовым красноармейцем, а Замировский уже командовал стрелковой ротой в легендарном 388-м Богунском полку. Попусту звонить не будет. Но атакованы все направления! Всем дивизиям сейчас тяжело! И, судя по карандашным отметкам, которые почти каждую минуту делал на карте начальник оперативного отдела штаба, бой кипел по всей линии фронта и неоткуда было взять даже роту или артиллерийскую батарею, чтобы усилить, поддержать Замировского. И он твердо сказал полковнику:

— Продолжайте драться. Не сумели удержать противника на допустимой дистанции, деритесь теперь на КП.

«Замировский молчал, — вспоминал Федюнинский ту кромешную историю, стоившую ему огромного нервного напряжения. — Я слышал в трубке его дыхание и понимал, как ему тяжело. Он ждал от меня другого ответа, но я не мог его дать.

— Есть! — наконец медленно и глухо проговорил он.

Кладу телефонную трубку, а из головы не выходит все тот же вопрос: “Взрывать станцию или нет?”».

В какой-то момент этого тяжелейшего дня судьба станции его беспокоила, пожалуй, больше, чем положение его дивизий. Хотя от одного напрямую зависело другое.

Телефонисты с электростанции постоянно проверяли связь.

Прошло два часа. Наконец позвонил полковник Замировский.

— Ну что у тебя, Никифор Матвеевич? — первым спросил Федюнинский.

— Отбросили противника на один километр от командного пункта.

Положение у разъезда Зеленец улучшалось. Удержалась 310-я. Молодец Замировский!

Успех, конечно, был невелик. Но в этих обстоятельствах, когда саперы генерала Чекина уже подсоединяли провода к подрывным машинкам, каждый метр отбитой у врага земли имел не просто большое, а колоссальное значение.

— Хорошо, Никифор Акимович. Если каждые два часа ты будешь отбрасывать противника на километр, то к наступлению темноты твой командный пункт окажется на вполне нормальном удалении от переднего края. А пока сиди там, где сидишь. Желаю успеха.

Несколько раз Федюнинский подходил к телефону, чтобы позвонить генералу Чекину и сказать ему, что взрыв Волховской ГЭС отменяется. Телефонист вопросительно смотрел на него: мол, с кем соединить? Но он молча отходил к столу с разложенной картой. Нет, еще рано трезвонить начальнику команды подрывников, бой еще гремит, и неизвестно, что может предпринять противник, чтобы прорваться к Волхову и захватить электростанцию. Ведь в немецких штабах тоже лежат карты, и на них нанесены примерно те же отметки: Волхов, ГЭС, разъезды Куколь и Зеленец, населенные пункты Елошня, Сорокине, Бор. И командование вражеских штабов поставило перед командирами полков, дивизий и корпусов задачу во что бы то ни стало захватить эти населенные пункты.

К вечеру тон донесений из дивизий и с боевых участков изменился. Противник явно выдыхался, его атаки становились слабее. Ночью наступила тишина. Утром, вопреки тревожным ожиданиям, атаки не возобновились.

Но беспокойство не покидало командующего. Если здесь, на волховском направлении немцы отменили наступление, то где атакуют после перегруппировки? То, что они снова поведут наступление, чтобы наконец прорвать фронт на участке 54-й армии, сомнений не вызывало. Приведут себя в порядок, подведут резервы и снова попрут вперед. Вопрос был в том, когда и где? Для ответов на эти вопросы нужен был «язык». Полковые, дивизионные и армейские разведгруппы либо возвращались с потерями и с пустыми руками, либо не возвращались вовсе, либо их обнаруживали на нейтральной полосе и отгоняли минометным и пулеметным огнем назад, к своим окопам.

Пилоты разведывательной авиации новых районов сосредоточения войск противника обнаружить не могли. Федюнинский перечитывал скупые и противоречивые разведдонесения, сводки наблюдателей и склонялся к мысли о том, что, скорее всего, волховское направление немцы оставили как бесперспективное. Ударят же западнее Волхова на войбокальском направлении. Но полной уверенности в этом варианте не было.

Нужен был хороший «язык». Желательно офицер.

Офицера с той стороны привели танкисты. Федюнинский допрашивал его лично. Вначале расспросил немца о семье, о детях. Вернул ему изъятые танкистами фотографии, а потом спросил:

— Где сосредоточиваются немецкие части, ушедшие из-под Волхова?

Немец, получив назад дорогие ему семейные фотографии и слово русского генерала, что расстрелян он не будет, разговорился.

— Южнее поселка и станции Войбокало, — сказал он. — Там сосредоточена ударная группировка.

Тут же развернули карту. Немец показал район сосредоточения войск, предназначенных для нового наступления. Он ссылался на своего командира полка, который на днях собрал офицеров и проинформировал о готовящемся наступлении на войбокальском направлении.

Сведения, полученные от немецкого офицера, требовали проверки. В ту же ночь несколько разведгрупп ушли на ту сторону. Они подтвердили слова немца.

Новое наступление вела группа «Бекман»: четыре пехотных и части 8-й и 12-й танковых дивизий при поддержке авиации. Немцам удалось немного потеснить войска 54-й армии, но к железной и шоссейной дорогам их не пустили. Через Кабону по-прежнему шли на Ленинград грузы. К 25 ноября атаки прекратились. Пленные показывали, что в ротах осталось по 20–25 человек. Немцы выдохлись. Фронт стабилизировался в шести километрах от Волхова и непосредственно у станции Войбокало.

К тому времени обстановка на северном участке советско-германского фронта на короткий период изменилась в пользу Красной армии. По решению Ставки 4-я и 52-я армии предприняли наступление в районах Тихвина и Малой Вишеры.