Ганс Рот - Ад Восточного фронта. Дневники немецкого истребителя танков. 1941–1943

Слава богу! Нас меняют. Прибывает замена свежими подразделениями. Но мы пока наготове в этом лесу. Отрываем траншеи поближе к батарее артиллерийских орудий, прибывших в качестве подкрепления.

Так как мы занимались первой оборонительной линией, мы не видели, как работает 210-мм пушка на малых дистанциях. Стоило нам взглянуть на это оружие, как мы рты пораскрывали – сначала от изумления, а чуть позже – из предосторожности: чтобы не лопнули барабанные перепонки. Расчет этого монстра, по-видимому, насчитывает человек сорок. И бьет почти на 40 километров. Вес снаряда – около 150 килограммов. Разлет осколков – примерно на километр. Одним словом, достаточно, чтобы отбить охоту у русских атаковать. Один-единственный выстрел обходится в 2000 рейхсмарок. Две тысячи марок выбрасываются в воздух! Прикиньте, сколько денежек вылетело за один только сегодняшний день. И еще: эти пушечки доставлены сюда из Чехословакии, поскольку изготовлены на заводах «Шкода» [9] Первоначально эти чехословацкие орудия стреляли 135-кг снарядами на дистанцию до 130 км. После модернизации (увеличение начальной скорости с 800 до 840 м/с и удлинения ствола с 45,4 калибра до 54,6 калибра) дальность стрельбы увеличилась. . Они предназначались для турецкой армии, но попали в германскую. Да, все верно – Судетская кампания действительно пошла нам на пользу.

В полдень перед нами выступил наш командующий. Его речь переполняла нас гордостью.

В течение нескольких дней 299-я пехотная дивизия успешно противостояла 5-й армии русских. Русские бросили на оборону элитные части из Москвы [10] Элитные части из Москвы были заняты на московском направлении, где с 10 июля развернулось грандиозное Смоленское сражение. . Их последней задачей было вбить клин между нами и группировкой фон Клейста. Это им не удалось.

Операции на южном направлении идут полным ходом и отличаются небывалым ожесточением. Мы прекрасно понимаем обстановку и будем сражаться до последнего бойца. Огромные потери подорвали нашу боеспособность. Вчера московское радио передало, что 298-я и 299-я пехотные дивизии разгромлены под Новоград-Волынским. Русские явно выдают желаемое за действительное! Никакого разгрома не было! Не мы ли дали вам прикурить у реки Случь? Пять часов молотили! Можете сколько угодно тявкать в свои микрофоны! Лучше подумайте о том, как убежать от нас побыстрее. Мы научим вас бежать, только бежать на Восток.

Невероятно! Нашим измотанным в боях подразделениям предоставлена возможность передохнуть несколько дней в одной из соседних деревень! Эта добрая весть застала нас врасплох! Самое время отдохнуть! А не то потери все съедят.

22 июля

Сегодня утром группами отправляемся в деревню. Село сильно разрушено в результате нашего артобстрела. Все оставшиеся местные жители в основном сосредоточились в 4–5 крестьянских хозяйствах. Они стоят у своих хат, и на лицах у них написано скорее любопытство, чем ненависть. Может, просто очень хорошо владеют собой? Безусловно, им интересно, что же будет дальше.

Первым делом мы разбиваемся на маленькие группы и приступаем к поиску пропитания. «Бону» повезло больше остальных – он нашел пачку махорки. Какая-то добрая душа из местных решила одарить его. Все получили по щепотке.

Усаживаемся и начинаем разрывать старые газеты. Часть бумаги подкладываем в сапоги. Вскоре весь 1-й взвод дымит как паровоз. Эта махорка, разумеется, ужасная дрянь, но так как последние несколько дней мы курили одну только обгорелую траву, сухие листья и какие-то непонятные травы, она кажется нам лучшим итальянским табаком. В небольшой низине сразу за деревней мы разбиваем наш лагерь. Ставим палатки и отрываем окопы и траншеи, чтобы в случае чего было где укрыться. Ребята, ответственные за котлы, сковороды и весь кухонный скарб, выгружают ценный груз. Вскоре приступают к приготовлению пищи. Поев, мы просто сидим, уставившись в небо и ни о чем не думая.

Вдруг кто-то решил запеть. Ни с того ни с сего зазвучал приятный тенорок. Другие стали подпевать, и вскоре пели уже все мы. Пели песню о девушке, которая ждет не дождется своего мужа-солдата.

Потом затянули другую песню. И снова все вместе солдаты – в недавнем прошлом рабочие, крестьяне, учителя и торговцы – пели в один голос.

Защитная полевая форма сблизила и сдружила всех. Сидя в своих стальных касках, они изливали в этой грустноватой песне грусть и тоску по родине, по женам, детям, по своим родным и близким.

У них не хватало слов для описания переполнявших их эмоций. Непривычное это дело для них – словами выражать чувства, вот они решили прибегнуть к песне, как к средству рассказать о том, что занимало их мысли. Им захотелось спеть о доме, где они родились. Над нами усыпанное звездами небо. И ведь те же самые звезды сейчас на небе в Вестхаузене, где мой дом. Ты думаешь обо мне, милая моя Розель?

Проснувшись после почти десятичасового, ничем не прерываемого сна, я решил пройтись по селу и приглядеться, что к чему. Со всех сторон в село устремляются группы беженцев, в основном женщины и дети, пережидавшие бои в окрестных лесах. Повсюду ужасные цены людского горя. Женщины ищут своих погибших мужей и братьев. Дети видят изуродованные тела своих отцов. Ужасающее зрелище. Женщина с грудным ребенком на руках пытается положить тело мужа на телегу, чтобы отвезти и похоронить его.

На углу дома вижу пожилую супружескую пару. Подойдя ближе, вижу, что старик сидит скрючившись – мертв. А бабушка, привалившись к мертвому мужу, в ужасе уставилась в пространство. Их сыновья и внуки лежат в доме в лужах крови. Говорить она не может – потеряла голос, душа омертвела.

Чуть дальше лежит группа в человек двадцать наших, скошенных пулеметом. Двое мертвых солдат так и сцепились навеки в рукопашной схватке в близлежащем саду. Русский продолжает сжимать в правой руке штык. Голова русского вспухла – пальцы немца сошлись в железной мертвой хватке на шее русского. Прекрасно понимаю этот кошмар рукопашных. Нам так и не удалось расцепить тела обоих, и противников так и пришлось хоронить вместе. Всего мы в 21 могиле похоронили 21 нашего лучшего товарища. 48 русских мы положили в одну большую могилу.

Жара невыносима. Трупная вонь повсюду. Мы вынуждены дышать через носовые платки. Приходится силой оттаскивать женщин от погибших родственников. Весьма высока опасность подцепить инфекцию.

На негнущихся ногах возвращаюсь в лагерь. Что со мной? Неужели все это от жары и жутких картин?

24 июля

То нестерпимая жара, то проливной дождь. На болотах словно в теплице, и мы регулярно принимаем хинин во избежание малярии. После недель страшного напряжения все болезни пробуждаются именно во время отдыха. У одного из наших солдат нервная лихорадка ( febris nervosa ). Во время приступов он вдруг вскакивает, поднимается в полный рост, беспорядочно стреляет и бросается атаковать несуществующих русских. Сегодня во второй половине дня беднягу должны отправить в тыл. Но подавляющее большинство мучается острейшим расстройством желудка. В том числе и я. Но все эти неприятности ничто в сравнении с адом последней недели. Мы от души благодарны командованию за предоставленную возможность перевести дух!