ВОЛЬФЗАНГЕР ВИЛЛИ - БЕСПОЩАДНАЯ БОЙНЯ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА

ВИЛЛИ ВОЛЬФЗАНГЕР

ЖИЗНЬ

И СМЕРТЬ

НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ

Вилли Вальфзангер

БЕСПОЩАДНАЯ

БОЙНЯ

ВОСТОЧНОГО ФРОНТА

Москва «ЯУЗА-ПРЕСС» 2010

УДК 355.123.1 ББК 63.3(0)62 В 72

Оформление серии художника П. Волкова Перевод с немецкого /О. Бема

Вольфзангер В.

В 72 Беспощадная бойня Восточного фронта / Вилли Вольфзангер ; [пер. с нем. Ю. Бема]. — М. : Яуза-пресс, 2010. — 288 с. — (Вторая мировая война. Жизнь и смерть на Восточном фронте).

ISBN 978-5-9955-0114-5

В июне 1944 года под ударами Красной Армии рухнула са­мая сильная германская группа армий «Mitte» («Центр»). Среди сотен тысяч погибших солдат Вермахта был и автор этой книги. Никто не знает, в какой день, как и где он был убит. Никто не знает, где он похоронен и похоронен ли вообще. Все, что от не­го осталось, — этот фронтовой дневник, один из самых страш­ных документов Второй мировой. Это — потрясающая исповедь человека, заглянувшего в преисподнюю, жестокая правда о беспощадной бойне Восточного фронта.

УДК 355.123.1 ББК 63.3(0)62

ISBN 978-5-9955-0114-5

© Ю. Бем, пер. с нем., 2010 © ООО «Яуза-пресс», 2010

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Я — война. И я — солдат.

Я сжигал все города, убивал всех женщин.

Я стрелял в детей, грабил все, что мог, на этой земле.

Уничтожил миллионы врагов, разорил все поля,

Разрушил церкви, опустошил души людей.

Матери проливали кровь и ры­дали по своим детям.

Я делал это. — Ноя не бандит и убийца.

Я просто был солдатом»

Вилли Вольфзангер напи­сал это стихотворение в 1943 году. В это время он был уже два года солдатом на Восточном фронте. Карандаши и бумага, посланные ему матерью, ста­ли его оружием против безумия убийственного по­хода на восток. Он носил мундир ефрейтора вер­махта. На груди у Вилли сверкали четыре медали и Железный крест II степени. Он не прятался от пуль, не убегал с поля боя. Но он хотел оставить свиде­тельство о страшных днях войны.

Временами увлеченно, а иногда, в бешенстве бросая тетрадь, измученный вшами и ищущий заб­вения в спирте, Вольфзангер вновь и вновь берется за дело, обрабатывая свои воспоминания и замет­ки, добиваясь их искренности и правдивости. Мел­ким почерком, используя каждый квадратный сан­тиметр бумаги, он пишет, как только ему предостав­ляется такая возможность. Часто источником света для него служит только огонек от сигареты. Снова и снова он спорит с товарищами по бункеру, отвоевы­вая у них единственную керосиновую лампу. Спаса­ясь от наступления Красной Армии, он, бросая про­довольствие и оказываясь перед угрозой голода, спасает свои тетради. «Можно обойтись без хлеба и масла, но мои записки — это главное, что необходи­мо мне в жизни», — пишет он. В дневнике, который он позднее использует как основу для своей руко­писи, Вольфзангер отмечает: «Только мои заметки в дневнике о войне и возможность дополнять ими фрагментарные отрывки в рукописи дают мне еще волю к жизни».

И он написал это, будучи отпущенным с фрон­та в начале 1944 года в отпуск, Вольфзангер от­печатал на тонкой бумаге размером А5 добрых 140 страниц. Тогда ему исполнилось 23 года. И это был уже совсем не тот молодой человек, который в начале 1941 года был мобилизован в вермахт. Сугу­бо гражданский по натуре юноша, Вольфзангер со­чиняет стихи и прозу, рисует, музицирует и покло­няется природе. Он почти до стереотипа соответст­вует типичному немецкому поэту и мыслителю. Таким он чувствует себя и таким хочет быть. Через добрых два года после отступления в составе вер­махта перед Красной Армией из чувствительного юноши, которого крепкие подростки называли в школе «ботаником», он стал отупелым солдатом. «Кем мы стали? — спрашивает он себя. — Психи­чески опустившимися, ничем, кроме сгустка кро­ви, внутренностей и костей. Прекрасная душа, та­ившаяся в нас, искала теперь только утешения в водке». Вольфзангер высмеивает себя как непри­знанного гения, глотающего «таблетки от неврал­гии». Но он становится объективным летописцем собственного крушения. Он фиксирует все то, о чем миллионы солдат вермахта постарались забыть по­сле войны.

«Я чувствую свою вину, будучи придавлен вися­щим надо мной долгом — и нахожу утешение толь­ко в водке!» — пишет он в сентябре 1943 года, ко­гда бежит вместе со своими товарищами от насту­пающей Красной Армии по опустошенной стране, на территории которой они взрывали фабрики, по­рабощали людей, уничтожали урожаи и убивали скот.

Кое-как устроившись на повозке, покидая город Гомель, он описывает эпизод, когда пьяная солдат­ня заставляет танцевать русскую пленницу наги­шом. Ее груди они обмазали жиром, которым сма­зывали сапоги. Вольфзангер фиксирует, как его приятели хохочут, когда видят, как женщину с коро­вой, которую она спасала, разрывает на куски мина. Он отмечает в своем дневнике, что его друзья, да и он тоже «не видели ничего ужасного, а только коми­ческое, в этом трагизме». Теперь Вольфзангер от­мечает, что по меньшей мере в некоторых ситуаци­ях он уже не отвечал стереотипу поэта и мыслителя, а скорее немецкого солдата оккупационной армии на востоке.

Его «Покаяние», как он называет свою рукопись в подзаголовке, не оставляет никакого места для легенды о «чистом» вермахте, который не имел ни­чего общего с преступной нацистской кликой и ее злоупотреблениями. При этом он уделяет большое внимание и сочувствует судьбе основной массы не­мецких солдат, которая, хотя и находилась на сто­роне преступников, одновременно была и их жерт­вой. Даже на войне, которую Гитлер — безусловно, преступник — вел на востоке, не все было вымаза­но только черной краской, но встречались и мазки светлые. А это говорит о том, что добро и зло не всегда удается четко разделить. Масштабы разви­тия событий настолько велики, что зло и вина каж­дого отдельного человека, как и его переживания, угрожают исчезнуть за ними.

Вольфзангер старается сделать эту войну по­нятной непосвященному читателю, и в то же время он отрезвляет его, стараясь объективно изобразить все то, что испытал. Даже если он был свидетелем только очень небольшой части восточного похода, то его характер проявляется довольно полно. Автор проявляет способность находить для своего пове­ствования соответствующие слова и выражения. Например, так он описывает повешенных русских, которые пали жертвой охоты на фактических или предполагаемых партизан: «Двое повешенных муж­чин качались на крепкой ветви. Запах тления исхо­дил от этих неизвестных личностей. Их лица поси­нели и опухли, а рот перекошен страшной грима­сой. Мясо свисало с веревок на связанных руках, желто-коричневая жидкость стекала с их глаз, а бо­рода отросла на их щеках уже после смерти. Один из наших солдат сфотографировал их, запечатлев, как они качались на дереве».