Владимир Высоцкий - Песни и стихи. Том 1

Она ему: «Как сыновья?» — «Да без вести пропавшие.

Эх, Гиська, мы одна семья, вы тоже пострадавшие.

Вы тоже пострадавшие, а значит, обрусевшие.

Мои без вести павшие, твои — безвинно севшие».

Я ушёл от пелёнок и сосок,

Поживал, не забыт, не заброшен,

Но дразнили меня «недоносок»,

Так как был я нормально доношен.

Маскировку пытался срывать я —

Пленных гонят, чего ж мы дрожим?

Возвращались отцы наши, братья

По домам по своим да чужим.

У тёти Зины кофточка с разводами да змеями —

То у Попова Вовчика отец пришёл с трофеями.

Трофейная Япония, трофейная Германия…

Пришла страна Лимония, сплошная Чемодания.

Взял у отца на станции погоны, словно цацки, я,

А из эвакуации толпой валили штатские.

Осмотрелись они, оклемались,

Похмелились, потом протрезвели.

И отплакали те, кто дождались,

Не дождавшиеся отревели.

Стал метро рыть отец Витькин с Генкой.

Мы спросили — зачем? — Он в ответ:

— Мол, коридоры кончаются стенкой,

А тоннели выходят на свет.

Пророчество папашино не слушал Витька с корешем,

Из коридора нашего в тюремный коридор ушёл.

Да он всегда был спорщиком — припрут к стене —

откажется.

Прошёл он коридорчиком, а кончил стенкой, кажется.

Но у отцов свои умы, а что до нас касательно,

На жизнь засматривались мы уже самостоятельно.

Все — от нас до почти годовалых —

Толковище вели до кровянки,

А в подвалах и полуподвалах

Ребятишкам хотелось под танки.

Не досталось им даже по пуле,

В ремеслухе живи да тужи,

Ни дерзнуть, ни рискнуть, но рискнули

Из напильников делать ножи.

Они воткнутся в лёгкие, от никотина чёрные,

По рукоятки лёгкие, трёхцветные, наборные.

Вели дела обменные сопливые острожники —

На стройке немцы пленные на хлеб меняли ножики.

Сперва играли в фантики в пристенок с крохоборами,

И вот ушли романтики из подворотен ворами.

Спекулянтка была номер перший.

Ни соседей, ни Бога не труся.

Жизнь закончила миллионершей

Пересветова тётя Маруся.

У Маруси за стенкой говели,

И она там втихую пила,

А упала она возле двери.

Некрасиво так, зло умерла.

Но было всё обыденно — заглянет кто — расстроится.

Особенно обидело богатство метростроевца.

Он дом сломал, а нам сказал: «У вас носы не вытерты,

А я, за что я воевал?» И разные эпитеты.

Нажима, как наркотика, не выдержала этого

Богатенькая тётенька Маруся Пересветова.

Было время, и были подвалы.

Было дело, и цены снижали,

И текли куда надо каналы,

И в конце куда надо впадали.

Дети бывших старшин да майоров

До ледовых широт поднялись.

Потому что из тех коридоров

Вниз сподручней им было, чем ввысь.

Всё позади — и КПЗ, и суд,

И прокурор, и даже судьи с адвокатом.

Теперь я жду, теперь я жду, куда, куда меня пошлют,

Куда пошлют меня работать за бесплатно.

Мать моя давай рыдать, давай думать и гадать,

Куда, куда меня пошлют.

Мать моя давай рыдать, (Припев)

А мне ж ведь, в общем, наплевать,

Куда, куда меня пошлют.

До Воркуты идут посылки долго,

До Магадана несколько скорей.

Но там ведь все, но там ведь все такие падлы, суки, волки,

Мне передач не видеть, как своих ушей.

Припев

И вот уж слышу я, за мной идут,

Открыли дверь и сонного подняли,

И вот сейчас, вот прям сейчас меня куда-то повезут,

А вот куда, опять, паскуды, не сказали.

Припев

И вот на месте мы — вокзал и брань,

Но слава Богу, хоть с махрой не остро.

И вот сказали нам, что нас везут туда, в тьмутаракань.

Куда-то там на Кольский полуостров.

Мать моя — опять рыдать, опять думать и гадать,

Куда, куда меня пошлют.

Мать моя, кончай рыдать, давай думать и гадать.

Когда меня обратно привезут.

Весна ещё в начале, ещё не загуляли.

Но уж душа рвалася из груди.

И вдруг приходят двое с конвоем, с конвоем.

— Оденься. — говорят. — и выходи.

Я так тогда просил у старшины:

Не уводите меня из весны…

До мая пропотели, всё расколоть хотели,

Но нате вам — темню я сорок дней.

И вдруг, как нож мне в спину, забрали Катерину,

И следователь стал меня главней.

Я понял, понял, что тону,

Покажьте мне хоть в форточку весну.

И вот опять вагоны, перегоны, перегоны,

И стыки рельс отсчитывают путь.

А за окном зелёным берёзки и клёны

Как будто говорят: «Не позабудь!»

А с насыпи мне машут пацаны.

Зачем меня увозят из весны?

Спросил я Катю взглядом: «Уходим?» — «Не надо».

Нет, хватит, без весны я не могу.

И мне сказала Катя: «Что ж, хватит так хватит».

И в ту же ночь мы с ней ушли в тайгу.

Как ласково нас встретила она.

Так вот, так вот, какая ты, весна…

А на вторые сутки на след напали суки,

Как псы, на след напали и нашли.

И завязали суки и ноги и руки,

Как падаль, по грязи поволокли.

Я понял, мне не видеть больше сны,

Совсем меня убрали из весны.

Я был душой дурного общества,

И я могу сказать тебе:

Мою фамилью, имя, отчество

Прекрасно знали в КГБ.

В меня влюблялася вся улица

И весь Савеловский вокзал,

Я знал, что мной интересуются,

Но всё равно пренебрегал.

Свой человек я был у скокарей,

Свой человек у щипачей,

И гражданин начальник Токарев

Из-за меня не спал ночей.

Ни разу в жизни я не мучился

И не скучал без крупных дел.

Но кто-то там однажды скурвился, ссучился,

Шепнул, навёл — и я сгорел.

Начальник вёл себя не въедливо,

Но на допросы вызывал.

И я всегда ему приветливо

И очень скромно отвечал:

— Не брал я на душу покойников

И не испытывал судьбу,

И я ночами спал спокойненько

И весь ваш МУР видал в гробу.

И дело не было отложено,

И огласили приговор.

И дали всё, что мне положено…

Плюс пять мне сделал прокурор.

Мой адвокат хотел по совести

За мой такой весёлый нрав,

А прокурор просил всей строгости

И был, по-моему, неправ.

С тех пор заглохло моё творчество,

Я стал скучающий субъект.

Зачем же быть душою общества,

Когда души в ём вовсе нет?

Ты уехала на короткий срок,

Снова свидеться нам не дай Бог.

А меня в товарный и на Восток

И на прииски в Бодайбо.

Не заплачешь ты и не станешь ждать,

Навещать не станешь родных.

Ну, а мне плевать, я здесь добывать

Буду золото для страны.

Всё закончилось, смолкнул стук колёс,

Шпалы кончились, рельсов нет.

Эх бы взвыть сейчас, жалко, нету слёз —

Слёзы кончились на земле.

Ты не жди меня, ладно, Бог с тобой,

А что туго мне, не тужи.

Только помни, не дай Бог тебе со мной