Николай Фигуровский - Я помню... [Автобиографические записки и воспоминания]

В том же 1898 г. В.А.Солонина стал профессором химии Варшавского политехнического института. Здесь он работал до 1916 г., когда институт был эвакуирован в Москву, а затем в Н.Новгород (1918). Таким образом, он был опытным профессором со стажем и к тому же исследователем. В Н.Новгороде он особенно увлекался автооксидацией органических соединений, но, кажется, ничего по этой теме не публиковал, хотя немало времени проводил в своей лаборатории. В 1931 г. В.А.Солонина переехал в Москву. Собрав у себя и у жены Надежды Ивановны все ценное («золотишко»), он выстроил домик на Ходынском поле и преподавал химию в Пищевом институте всего лишь 3 года. Мне удалось в 1932 или 1933 г. побывать у него, и я был встречен исключительно сердечно и провел у стариков целый вечер. Такова в общих чертах внешняя сторона жизни В.А.Солонины.

В качестве профессора Нижегородского университета (б. Варшавского политехнического института) В.А.Солонина пользовался большим авторитетом и уважением. Он очень много знал, правда, не замечая, что его «классические» знания быстро стареют и заменяются новыми. Лекции он читал скучно. Собственно, он читал одну или две первые лекции и на этом заканчивал чтение, за неимением слушателей. Химию он знал прекрасно, но, видимо, не был особенно способным к ее изложению. К тому же он высказывал нередко мысли, свойственные, скажем, курсу Д.И.Менделеева эпохи конца 1880-х годов. Так, он однажды сказал нам, что теория электролитической диссоциации интересна, но не верна. Как может такой активный атом, как атом натрия, находиться в растворе самостоятельно, не реагируя с водой. При всем этом он был хорошо знаком с самим С.Аррениусом и, по рассказам В.А.Кистяковского, весело проводил с ним время в Париже (при участии В.А.Кистяковского). Тогда, в начале XX столетия, профессора политехнических институтов получали солидное жалованье, до 10000 рублей в год, и, естественно, проводили каникулы там, где всего легче можно было тратить деньги, а именно в Париже.

Но если В.А.Солонина читал лекции без особого успеха, он совершенно мастерски принимал экзамены. Эти экзамены обязательно проходили в Большой химической аудитории. Во время экзаменов все места в аудитории были заняты студентами, которые внимательно следили как за вопросами профессора, так же внимательно слушали ответы экзаменующихся. Химиков В.А.Солонина спрашивал строго, и, сохрани Бог, если кто-либо не мог без запинки перечислить какие-нибудь кислоты серы и изобразить их формулы на доске. Студентов он тотчас же «прогонял». Зато, экзаменуя механиков, В.А.Солонина проявлял крайний либерализм. Я помню, как однажды один студент-механик, получивший вопрос о сере, долго стоял около доски, будучи не в состоянии что-либо вспомнить. Наконец, Василий Андреевич обратился к нему и спросил: «Ну что, написали что-нибудь?» — и, увидев, что тот ничего не написал, он спросил: «Ну, где сера встречается в природе?». После некоторого интервала времени он получил ответ: «В ушах». Под общий смех Василий Андреевич потребовал у студента зачетную книжку и тотчас же поставил зачет.

В.А.Солонина считался «верховным руководителем» лаборатории аналитической химии и сам давал контрольные задачи. В этом отношении он также был неумолим, когда имел дело со студентом-химиком. Иногда его контрольные задачи были настолько каверзными, что студенты работали над ними по 3 месяца и сдавали задачу, освоив все тонкости систематического анализа. Мне, грешному, также пришлось немало попотеть с его контрольной задачей.

После демобилизации из армии я был вскоре избран членом профкома и студенческим представителем в деканат факультета. Деканом был В.А.Солонина, его помощником был М.Г.Иванов, технолог-силикатчик, а затем некоторое время С.А.Андреев, сернокислотчик. Вначале я, естественно, чувствовал себя в деканате неловко. Но Василий Андреевич был простым и доброжелательным. Скоро мы с ним вполне сошлись и, встречаясь в деканате, когда было нечего делать, садились друг против друга и начинали разговоры. Чего-то я не выслушал из воспоминаний В.А.Солонины! Он рассказывал о разных встречах с людьми, которых в то время уже не было в живых, о работе в Петербургском университете, о Германии, где В.А.Солонина бывал, видимо, работая в каких-то лабораториях. Сейчас я уже почти все забыл из его рассказов. После окончания беседы, которая иногда продолжалась часами, Василий Андреевич шел домой (пешком), но перед этим обычно заходил на Мытный рынок (в начале улицы Свердлова), где тогда торговали живой рыбой. Он выбирал либо пару стерлядок, либо хорошего судака, либо еще что-либо и тогда шел домой. Жил он в здании химфака (вернее, в домике около него, окруженном садом) в конце Откоса. Я часто видел его весной за огородными и садовыми работами.

Более двух лет мне пришлось работать вместе с этим интересным человеком, производившим впечатление старика. В старости он жил спокойно. Работы было немного, а я, уже окончивший к тому времени университет и занимавшийся давно преподаванием и прочее, получил какое-то право общаться с профессурой более тесно, как член коллегии преподавателей. Из уцелевших в памяти многочисленных встреч вспоминаю одну в квартире у А.Н.Зильбермана. Когда я туда вошел, то увидел, что целая компания профессоров сидит за столом и играет в винт. Я присел в ожидании конца робера. И вдруг слышу, как В.А.Солонина, обращаясь к своей старухе, возгласил: «Дура, разве так ходят?» и т. д. На меня это произвело некоторое впечатление. Таков был В.А.Солонина в жизни, чудаковат и по-менделеевски грубоват.

О другом высокоуважаемом нами профессоре, И.И.Беваде (1857–1937) 55, я уже упоминал. Он был старше В.А.Солонины, но умер позднее его. В мое время это был маленький старичок, сильно хромавший на одну ногу. Он также воспитанник Петербургского университета и непосредственный ученик А.М.Бутлерова и Д.И.Менделеева. По окончании курса он работал некоторое время у Бутлерова и по его рекомендации был назначен в 1881 г. лаборантом в Варшавский университет. Через 3 года он был назначен доцентом в Институт сельского хозяйства и лесоводства в Новой Александрии (вблизи Люблина в Польше). К счастью, биография И.И. Бевада опубликована не только А.Д.Петровым 56(покойным), но и в книжке также уже покойного П.И.Проценко «Очерки развития химии в Ростовском университете» (Ростов, 1960). В 1896 г. Иван Иванович Бевад стал профессором Варшавского университета. В 1900 г. он защитил в Варшаве докторскую диссертацию и получил профессуру в Варшавском политехническом институте. Вместе с этим институтом он и переехал в Н.Новгород в 1917 г., где и работал до самой смерти.

Бевада без преувеличения можно причислить к классической школе русских химиков-органиков. Преподаватель он был отличный, хотя его лекции не отличались занимательностью и даже, пожалуй, были суховаты. Он был представителем русской химии конца XIX в. и безукоризненно знал классическую органическую химию. Видимо, вследствие переездов варшавских учебных заведений в 1915 г. и позднее, он несколько отстал в области идей химии XX столетия. Так, он явно был далек от электронной теории в химии и вообще, из-за недостатка журналов после 1914 г., был не в курсе дел развития новейшей химии. Но зато органическую химию до 1914 г. он прекрасно знал. Все крупнейшие русские химики-органики были его знакомыми и даже друзьями, и, насколько мне известно, он пользовался у них большим уважением.