Николай Фигуровский - Я помню... [Автобиографические записки и воспоминания]

Химическое управление Сталинградского фронта располагалось в обширном блиндаже, состоявшем из двух «комнат». Вместо нар в прежнем нашем блиндаже в 64 А, здесь стояли кровати с матрацами, но, кажется (не могу сейчас вспомнить), не было белья, без которого мы обходились с самого начала службы. Представившись начальству, я познакомился с офицерами Управления и со своими помощниками. Тут же я узнал о причинах перевода генерала Петухова начальником Военно-химической академии (тогда им. Ворошилова) и о назначении в штаб фронта генерала Михайлуса. Оказалось, что незадолго до этого Химическая академия праздновала свое десятилетие (она была основана Я.Л.Авиновицким). Начальник Академии Ю.А.Клячко 53(химик), которого я, особенно в дальнейшем, хорошо знавал как чисто штатского профессора, затеял к юбилею Академии выпустить книжку (под собственной редакцией). Особенностями этой книжки был подбор иллюстраций. На первой странице был помещен портрет Сталина, на следующей — Ворошилова и вслед за ними шли портреты Клячко и комиссара академии. Все прошло хорошо, юбилей прошел прекрасно. Но книжка попала на глаза какому-то деятелю из Политуправления Армии. Подбор иллюстраций был расценен как своего рода хулиганство и Клячко вместе с комиссаром были освобождены от должностей. Клячко был уволен из рядов Красной Армии, а комиссар был разжалован и в звании старшего лейтенанта направлен на Сталинградский фронт в распоряжение генерала Михайлуса, оставившего его почему-то в своем Управлении. Парень этот был, выражаясь мягко, «пустым местом» как по грамотности, так и в качестве офицера.

Я немедленно приступил к исполнению своих новых обязанностей, познакомился с помощниками. Характер работы оказался здесь более бюрократическим, чем в штабе армии. Михайлус не был боевым генералом и в своей деятельности напирал на канцелярщину, на бумаги, на составление таблиц часто совершенно ненужных расчетов, на излишне подробные и мало нужные указания, рассылавшиеся по армиям. Хотя всем этим занимался довольно многочисленный штат офицеров, приходилось и на мою долю немало работы. Помощники были недостаточно подготовленными по военно-химическому делу и недостаточно опытными. Приходилось иногда переделывать то, что они подготовили, или давать конкретные указания о переработке подготовленных документов. Кроме того, приходилось знакомиться с разными документами, поступавшими к нам от армий и Разведупра, в частности, с военными уставами немцев и описаниями немецкой химической техники. Все это было куда скучнее, чем более живая и подвижная работа в штабе 64 А. К счастью мы недолго оставались в Средней Ахтубе. Окружение немцев в Сталинградском котле и провал попыток войск Манштейна прорвать окружение привели к тому, что мы начали наступление в Сальских степях и на Дону. Скоро удалось значительно потеснить немцев, и обстановка на фронте коренным образом изменилась.

Сейчас я уже не помню, сколько точно времени провели мы в Средней Ахтубе. Но уже в начале декабря, когда стояли сильные морозы, штаб фронта был перебазирован на юго-запад в район Котельниково. Помню некоторые эпизоды в процессе перебазирования штаба. Мы ехали на хороших американских машинах, я, как начальник отдела, сидел в кабине, было удобно и тепло. Окружавшая нас местность была буквально усеяна тысячами немецких трупов на расстоянии десятков километров. Здорово потрепали здесь немцев наши войска, воодушевленные успехом окружения немцев в Сталинграде. До самого Сальска мы ехали по местности, усеянной трупами. В Сальске мы ночевали. И хотя здесь еще чувствовалась близость фронта и были видны следы только что закончившихся боев, жители встретили нас приветливо, и мы хорошо отдохнули в тепле. На следующий день мы приехали в Котельникове. Наш фронт был переименован в «Южный фронт», и новая задача, которая была поставлена перед фронтом — это освобождение Донбасса от немцев. В Котельниково мы пробыли, однако, недолго. Фронт уходил дальше на юг и юго-запад, был взят Ростов, бои шли у Таганрога.

Наш штаб продолжал перемещаться на юг. По нескольку дней мы провели в селениях Засальская, Сальско-Кагальницкая, Каракаш и, наконец, 27 февраля 1943 г. прибыли в Батайск и расположились здесь более основательно. Я со своим отделом расположился в небольшой чисто выбеленной хатке. Погода стояла хорошая, весь день было солнечно, правда, ночью в избе было холодновато. Все же здесь было удобно работать.

Наша хата была в районе железнодорожной станции. Потрясающее зрелище представляла собой эта огромная узловая станция. Многочисленные железнодорожные пути были сплошь заставлены товарными поездами. Вагоны, вагоны, без конца вагоны. Несколько поездов были гружены пшеницей. Это немцы везли ее с Северного Кавказа к себе в Германию, но не смогли уехать далее Батайска и Ростова, так как железная дорога на север и на запад была перерезана нашими наступавшими частями. Вместе с хлебом и разным награбленным фашистами имуществом, предназначенным для отправки в Германию, целые составы были гружены встречными грузами из Германии. По долгу службы я должен был установить, не было ли среди этих грузов химического имущества, отравляющих веществ и ядов. Поэтому со своими помощниками я вскрывал вагон за вагоном и осматривал грузы. Военно-химического имущества обнаружено не было, вопреки многочисленным донесениям начальников химической службы дивизий о том, что немцы готовы применить химическое оружие. Зато я обнаружил несколько вагонов, груженных химикатами. Особенно много было метилового спирта в мелкой упаковке (по 200 г). Надписи на бутылочках были немецкие. Несомненно, они были предназначены для наших солдат, которые, не понимая разницы между метиловым и этиловым спиртами, по запаху могли принять метиловый спирт за пищевой этиловый и, выпив, умереть. Это, конечно, было своеобразное химическое оружие. К сожалению, мне были известны довольно многочисленные случаи отравления метиловым спиртом даже офицеров. Мне пришлось порекомендовать полностью уничтожить найденный метиловый спирт, которым был гружен, по меньшей мере, один обнаруженный мною вагон.

Но меня еще более потрясло, когда в одном из вагонов было обнаружено большое количество двойной соли цианистый калий-цианистая ртуть. Это зелье, как нам было известно, предназначалось для умерщвления детей. Стоило кисточкой помазать раствором этой соли по губам ребенка, как смерть наступала почти немедленно. Немцы вели тотальную войну не против Советской Армии, а против народа. Нашел я и некоторые другие химикаты, сейчас не помню уже, что именно.

Кроме этого, в немецких поездах, прибывших из Германии, было множество литературы на немецком языке. Она предназначалась для немецких солдат. Здесь были военные уставы, различные инструкции, описания наших танков и даже «Катюш». Наряду с этим, немцы везли для своих войск популярные журналы, песенники, сборники солдатских анекдотов. Мне попадались книжки совершенно нецензурного содержания. Два или три дня я продолжал это обследование вместе с помощниками.