Алексей Карпов - Ярослав Мудрый

Начать, пожалуй, следует со скандинавской политики князя Ярослава, о которой уже так много говорилось на страницах книги. Времена изменились - и отношения русского князя со скандинавским миром как бы зеркальным образом отразили прежнее положение вещей, при котором Ярослав выступал в незавидной роли просителя военной помощи для решения собственных внутренних неурядиц. Теперь, напротив, он готов был оказывать щедрую - хотя, наверное, и не бескорыстную - помощь своим скандинавским союзникам и сам активно вмешивался во внутренние дела их стран.

Так, в 1029 году князь Ярослав приютил в Новгороде своего свояка, конунга Олава Харальдссона, которому пришлось на время покинуть Норвегию. Его война с Кнутом Великим закончилась самым плачевным образом: несмотря на то, что в морском сражении у реки Хельги шведско-норвежскому войску во главе с конунгами Олавом и Энундом сопутствовал успех и (во многом благодаря находчивости и умелым действиям Олава) потерь удалось избежать, общее превосходство Кнута, двинувшего в Норвегию неисчислимую рать, оказалось подавляющим. Энунд вскоре отвел свои войска в Швецию, и Кнут фактически беспрепятственно

подчинил себе Норвегию. На тинге в Трондхейме он был провозглашен конунгом. Правителем страны Кнут назначил своего племянника, норвежского ярла Хакона Эйриксона. Население повсюду приносило клятвы верности Кнут, который направо и налево щедро раздавал английское серебро; для пущей убедительности Кнут брал в заложники сыновей или других близких родичей местных бондов, пользовавшихся влиянием в той или иной области Норвегии. Зимой 1028/29 года против Олава выступило уже многочисленное норвежское войско во главе с ярлом Хаконом и сыновьями могущественного Эрлинга Скьяльгссона, убитого незадолго до того людьми Олава. Си для сопротивления у последнего не было, бонды отказали ему в поддержке. Оставалось бежать. Олав бросил свои корабли и пешком отправился на восток, в Швецию, где провел весну 1029 года у местного хёвдинга (знатного мужа) Сигрюгга. «Когда наступило лето, конунг ста собираться в дорогу, - рассказывает Снорри Стрлусон. - Он раздобыл корабль и двинулся в путь. Он нигде не останавливался, пока не припыл на восток в Гардарики к Ярицейву конунгу и его жене Ингигерд»2.

С Олавом было тогда немного людей. (Древнейшая Сага об Олаве Святом называет поименно двадцать одного человека из числа тех, кто сопровождал конунга до Швеции; но это, наверное, далеко не все.) Часть людей Олав оставил в Швеции, у Сигрюгга, в том числе свою жену Летри и дочь Ульфхиль (или Гуинхиль)3. Зато конунг взял с собой на Русь пятилетнего сына Магнуса. Этот будущий норвежский конунг и герой саг, вошедший в историю Норвегии под именем Магнуса Доброго, был незаконнорожденным сыном Олава: его мать, некую Альвильд (Альвхильд), саги называют рабыней и прачкой «королевы Астри». Тем не менее Олав горячо любил сына и, по-видимому, считал его своим законным наследником. Об этом свидетельствовало само имя Магнус, дотоле не встречавшееся в Норвегии. По словам авторов саг, оно было дано мальчику скальдом Сигватом Тордареоном в честь знаменитого императора франков Карла Великого (по-латински Caгo1us Magnus), «лучшего человека на всем белом свете».

Русский князь «хорошо принял» Олава и его спутников и «предложил ему остаться у него и взять столько земли, сколько Олаву конунгу было надо для содержания его людей. (Эта фраза вполне традиционна для саг. Очевидно, речь шла не столько о наделении конунга землей, сколько о назначении на его содержание доходов с определенных земель. - А. К) Олав конунг принял его предложение и остался там». И пребывал Олав в Хольмгарде (Новгороде) «В доброй милости и большом почете, как и должно было быть.

Скандинавские саги немногое сообщают о его пребывании на Руси. Да и проводилось оно совсем недолго. Летом 1029 года Олав прибыл в Хольмгард, а уже следующей зимой, «вскоре после йоля» (Рождества), засобирался на родину. Поздней осенью того года ярл Хакон утонул на обратном пути из Англии, куда он ездил за своей невестой; его корабль попал в бурю, и все, ко был на корабле, погибли. Когда весть об этом достигла Норвегии, на Русь поспешил бывший приближенный Олава Бьёрн Окольничий (или Бьёрн Толстый). В самое празднование йоля (то есть в 20-х числах декабря 1029 года) он прибыл в Новгород и рассказал о случившемся Олаву. Между прочим сообщил он и о том, что очень многие в Норвегии по-прежнему не хотят видеть Олава на престоле, а сыновья Эрлинга Скьяльгссона, Эйнар Брюхотряс и другие могущественные мужи поклялись и вовсе убить его. Олав должен был призадуматься. Рассказывают, что он не исключал для себя возможности остаться на Руси, тем более что об этом настойчиво просил его Ярослав: «Ярицлейв конунг и его жена Ингигерд предлагали Олаву конунгу остаться у них и стать правителем страны, которая называется Вульгария (Болгария? - А. К.)», - свидетельствует Снорри Стурлусон и добавяет: «Она составляет часть Гардарики и народ в ней некрещеный». Трудно сказать, шла ли речь действительно о намерениях князя Ярослава покорить Волжскую Булгарию с помощью норманнской дружины во главе с Олавом, или название «Вульгария» попало в текст саги как синоним некой неведомой языческой страны, что кается более вероятным. Во всяком случае, после совета со своими людьми Олав отказался от этого заманчивого предложения. «У конунга была также мысль сложить с себя звание конунга и поехать в Иерусалим или другие святые места и принять обет послушания, - продолжает свой рассказ Снорри. - Но чаще всего он думал о том, нельзя ли как-нибудь вернуть свои владения в Норвегии». Окончательное решение пришо внезапно, во сне. Однажды ночью Олав увиел сон, показавшийся ему пророческим: ему явился его предшественник на норвежском престоле знаменитый конунг Олав Трюггвасон, который призвал его оставить всякие колебания и немедленно отправиться в путь. Сборы оказались недолгими, и уже зимой Олав со своими людьми покинул Новгород.

По словам авторов саг, «конунг Ярицлейв» противился решению Олава и согласился отпустить его в Норвегию лишь после того, как тот рассказал ему о своем чудесном видении. Вероятно, это лишь благочестивая легенда, сложившаяся в те времена, когда Олав Святой был канонизирован Церковью, а Олав Трюггвасон почитался норвежцами как первый креститель их страны. Но Ярослав и в самом деле мог опасаться за судьбу своего гостя. Возвращение Олава на трон, несомненно, было в его интересах, но как искушенный политик он - в отличие от самого Олава - по-видимому, отдавал себе отчет в том, что время для этого пока не наступило: слишком свежи были в Норвегии воспоминания о деспотизме и жестокости конунга, а главное, новые правители страны, датчане, еще не успели скомпрометировать себя в глазах поданных норвежцев. Лучше было бы выждать, дождаться неизбежного колебания в настроениях бондов и лишь тогда начинать действовать. Наверное, именно это пытались растолковать Ярослав и Ингигерд норвежскому изгнаннику - но Олав проявил упорство и не захотел жать. Внезапная гибель ярла Хакона показалась ему удобным поводом для возвращения на престол.