Алексей Карпов - Ярослав Мудрый

Это был первый случай в истории Киевской Руси, когда пришедшее с севера, из Новгородской земли, варяжское войско потерпело поражение в битве с южнорусским князем. Разгом дружин Ярослава оказался полным. Тела убитых варягов, равно как и тела порубленных ими черниговцев, остались лежать на поле брани, а остатки варяжского войска в панике бежали. В числе первых обратились в бегство и предводители - князь Ярослав и Якун. Летопись приводит красноречивую подробность этого бегства, ярко высвечивающую то отчанное положение, в котором оказался незадачливый варяжский вожь: «Когда увидел Ярослав, что побежен, побежал с Якуном, князем варяжским, и потерял Якун ту луду златую». Это было больше чем поражение - это был позор. (Роскошное украшение, потерянное на поле брани и свидетельствующее о явной трусости варяжского князя, надолго осталось в памяти киевлян; автор Киева-Печерского патерика епископ Симон еще в XIII веке вспоминал «Якуна Слепого» как того самого человека, «ие отбеже от златыа луды, биася полком по Ярославе с лютым Мстиславом».)

Утром, на рассвете, осматривая поле брани, Мстислав с удовлетворением мог констатировать торжество своего замысла - груды валявшихся тел свидетельствовали не просто о его победе, но о том, что победа эта была достигнута благодаря точному расчету полководца. «Мстислав же чуть свет, увидев лежащими посеченных своих северян и Ярославовых варягов, сказал: "Кто сему не рад? Вот лежит северянин, а вот варяг, а дружина своя цела"». «Своя дружина» Мстислава, напомним, состояла по большей части из хазар и касогов - как видим, князь дорожил ими куда больше, нежели своими сородичами - славянами черниговцами. Эти слова Мстислава, исполненные ничем не прикрытого цинизма и пренебрежения к своим единоплеменникам, не могут не оставлять в наших сегодняшних душах горький осадок. Но таков был сей князь - отчаянно храбрый, не жалеющий ни своей, ни чужой жизни, расчетливый, честный, благородный (в своем понимании этого качества), щедрый и внимательный к дружине и совершенно безразличный к жизни остальных своих поданных…

Тем временем Ярослав, Якун и прочие беглецы достигли наконец Новгорода. Здесь князь и его воеводы расстались друг с другом. Ярослав остался в городе, на этот раз не предприняв попытки укрыться где-нибудь за морем. Вероятно, урок, некогда преподанный ему Константином Добрыничем, пошел впрок, и князь понял, что бегство не является для него лучшим выходом. Якун же поспешил восвояси, «За море». «И тамо умре», - добавляют летописи X века.

Похоже, что трагедия у Листвена привела к оттоку варягов из Руси еще в одном, традиционном для них направлении - в пределы Византийской империи. Византийский хронист Иоанн Скилица - права, явно путаясь в хронологии русских событий - рассказывает о некоем выходце из Руси Хрисохре (в переводе с греческого это имя означает «Златая Рука», «Златорукий»), родиче покойного князя Владимира, который между 1022 и 1025 годами (точный год неизвестен) явился к императору Василию 11 во главе многочисленного военного отряда. Русские наемники действовали явно в обход установленных еще в Х веке договоренностей между Русью и Византией и, главное, не имели с собой особых грамот от киевского или какого-либо иного русского князя, в которых обычно указываюсь число кораблей и воинов и давались определенные гарантии мирных намерений прибывших46. А потому власти Империи отнеслись к ним с крайней настороженностью, и дело закончилось жестоким кровопролитием. «… Некий Хрисохир, родственник умершего (Владимира. - А. К), - рассказывает Скилица, - собрав себе во товарищи восемьсот человек и взойдя с ними на суда, прибыл в Константинополь, будто бы намереваясь вступить в наемники. Когда же василевс повелел сложить оружие и только тогда явиться на встречу, он, не захотев этого, прошел через Пропоитиду (Мраморное море. - А. К.). Оказавшись у Авидоса и сразившись с ее стратигом, защищавшим побережье, и легко его одолев, он проплыл к Лемносу. Но там они, обманутые притворной договоренностью, были уничтожены флотом [морской фемы] Кивирреотов и [силами] Давида, родом из Охрида, - стратига Самоса, и Ники-фора Кавасилы - дуки Фессалоники»47.

Мы, к сожалению, не можем сказать ничего определенного о воинах, погибших у остова Лемнос, равно как и об их предводителе Хрисохире: имя последнего не встречается в русских или иных источниках. Не известно, откуда именно прибыли они к Константинополю: из Киева или, может быть, из более близкой Тьмуторокани; куда направлялись и почему попытались прорваться в Эгейское море, а не повернули назад на Русь. Историки справедливо усматривают в этих событиях частный конфликт, не оказавший серьезного влияния на характер русско-византийских межгосударственные отношений: очевидно, что Хрисохир и его товарищи действовали на свой страх и риск, а не представляли интересы кого-либо из тогдашних правителей Руси. Их появление у стен Константинополя, напротив, могло быть вызвано смутами и междоусобицами, потрясавшими в то время Русское государство48. Можно предположить, что Хрисохир либо находился во враждебных отношения с князем, которому прежде служил, либо порвал с ним по какой-то иной причине - во всяком случае, он не смог воспользоваться его поддержкой при переходе на службу византийскому императору, к это бывало в других случаях. Но если так, то его появление в Византии могло явиться следствием поражения дружин Ярослава в войне с Мстиславом: не имея возможности повернуть назад (ибо на Днепре хозяйничали посадники Мстислава, а Ярослав бежал к Новгороду), Хрисохир и его спутники предпочли уйти в Византию, а когда им не удалось поступить там на службу к императору ромеев, попытались прорваться в Малую Азию, где были раскартированы их соотечественники, варяги и русы, которые несли службу Империи, в частности, в феме Фракисиев49. Враждебное же отношение к ним со стороны императора могло объясняться какими-то договоренностями на этот счет, существовавшими между Византийской империей и союзником императоров князем Мстиславом Тьмутороканским.

Но что оставалось делать самому Ярославу? Вспомним, что однажды - а именно в 1018 году - он уже оказывался в подобном положении. Тогда его выручили новгородцы, точнее, собранное ими серебро. Однако после расправы над Косиятинам Ярослав едва ли мог надеяться на их помощь и материальную подержку. Да и повторять пройденное всегда труднее, ибо движение по кругу чревато потерей смысла и целей самого движения. Наверное, князь лихорадочно готовил новое войско, опять собирал деньги, снаряжал очередное посольство к норманнам (хотя оно могло отправиться в путь только весной), продумывал хитроумные ходы, которые могли бы помешать Мстиславу воспользоваться подами своей победы… Но он явно недооценил Мстислава, меряя его обычными мерками князей того времени, если ждал, что тот продолжит с ним войну за Киев.