Дебра Мерк - Девочка в гараже [Реальная история приемной мамы] [litres]

Я вгляделась в обеспокоенное лицо сына. Нам и прежде случалось вести такие разговоры, и я знала: еще предстоит. Мало того, о таком спрашивали все мои дети. Чарльз всегда защищал наших подопечных. За десять лет он, как и мы все, повидал всякое – детей с ожогами от сигарет, избитых, с покалеченной психикой. Он жаждал справедливости, требовал наказать жестоких и нерадивых родителей, забрать у них детей немедленно – и навсегда. Визиты, консультации психолога, сложности реабилитации и воссоединения семей – все это было выше его понимания. Но я гордилась тем, что сын принимает происходящее близко к сердцу, и тем, как развито в нем чувство различения добра и зла.

– Такие дети попадают к нам в дом именно потому, что их родителям не удалось легко отделаться, – попыталась объяснить я. – Власти вмешиваются, когда им становится известно, что с ребенком жестоко обращаются или что ему грозит опасность. Вот почему им нужны такие семьи, как наша, которые готовы принять детей и дарить им заботу и любовь, пока УДС выясняет всю правду и круг проблем, определяет, можно ли их устранить и понадобится ли детям усыновление в новых семьях. Все это требует времени и огромной работы, иначе не понять, что на самом деле происходило в их прежнем доме и каким окажется наилучшее решение. Все это сложно, запутанно и неприятно, понимаешь?

– А ты? Ты считаешь, детям Бауэр у Карен ничего не грозит?

– Для того они и пробыли у нас все это время, – я понимала, что ухожу от вопроса, который не давал мне покоя. – УДС разберется и все решит. А мы будем делать свое дело. Видеть, слышать, сообщать. И показывать этим детям, как выглядит нормальная семья. Мы любим их, заботимся о них, стараемся, чтобы они поняли, что для нас и для Бога они особенные. Да, порой нам трудно. Но мы можем лишь одно: делать то, что должны, и как можно лучше.

Видимо, на время этих слов хватило. Чарльз допил молоко и ушел из кухни, а я осталась думать о детях Бауэр и размораживать говяжий фарш.

За почти семь месяцев, прошедших с тех пор, как дети Бауэр прибыли к нам, я успела полюбить их всех. В отношениях внутри этой семьи я разобралась быстро. Кайл и Кайра, почти одногодки, воспитанные и послушные, чуть ли не все делали вместе. Они хорошо учились и ладили со всей семьей, но меня не покидало ощущение, что они оба как будто пропускают все через некие фильтры и осторожно подбирают слова – как и должны «хорошие» дети.

Кайл явно влиял на Кайру, Ханну и Эндрю. Он умел «смотреть свысока», и если его беспокоило что-то, чем занималась троица, он часто заставлял их прекратить – и да, он мог заставить. Из всех детей он был самым серьезным и, несомненно, чувствовал свою ответственность за все их поступки – тяжкое бремя для шестилетнего ребенка.

Кайра всегда стремилась нравиться, часто сияла «улыбкой идеального ребенка» и во многом она напоминала мне Карен. Она могла быть милой тихоней, но вместе с тем умела одним взглядом усмирить младшую сестру и брата, когда те позволяли себе лишнее. Порой, когда Ханна плакала или ныла, Кайра молча становилась перед ней – в упрек – и малышка тут же затихала. Еще Кайра умела дерзить и настоять на своем, если считала, что с ней обошлись несправедливо.

Ханна была самой ласковой, охотно обнималась, обожала держаться за руки, льнула к нам. Ей нравилось, когда ее щекотали, и она смеялась так, что я невольно улыбалась в ответ. Между нами и ней сразу возникли прочные узы, и они крепли с каждым днем.

Предыдущим вечером Ханна пришла с книжкой к Элу, сидевшему в кресле.

– Ты мне почитаешь? – спросила она.

Он усадил ее к себе на колени и начал читать, а она прижалась к нему, как плюшевый медвежонок.

Кайл и Кайра все «фильтровали». У Ханны никаких «фильтров» не было. Ее, самую эмоциональную из детей, было легко обидеть и довести до слез, и если она тревожилась, волновалась, боялась, печалилась, ликовала или просто была довольна, – это видели все.

Эндрю, озорник, был полон энергии. Казалось, он и по комнате не ходил, а бегал вприпрыжку – или скакал на кровати. Тем утром мне пришлось разнимать их с Ханной: он заскочил на ее только что заправленную кровать и принялся прыгать, и пришлось заправлять заново. Но с этим обаятельным и улыбчивым мальчуганом трудно было обращаться строго дольше минуты. Впрочем, он был хитрец и мог нашкодить. Я ловила его, когда он пытался стянуть печенье из шкафа, находила у него под подушкой крекеры, выпечку, даже сыр – и не удивлялась. Многие наши подопечные таскают и прячут еду – порой причина в том, что они росли в домах, где еды не хватало, но чаще это знак неутоленной жажды эмоций. Они запасают и прячут то, в чем находят утешение, и боятся, что им никто не поможет, кроме них самих.

Характер малышки Элли еще только складывался, и пока она была просто ласковой и улыбчивой.

Да, эти пятеро уникальных детей прочно заняли место в нашей жизни.

Ужин был готов, я позвала всех к столу.

Проглотив первый кусок, Эндрю объявил:

– М-м, Дебва, у тебя все такое вкусное!

Это была одна из его любимых фраз за столом.

– Мне очень нравится готовить для тебя, Эндрю, потому что ты ценишь это выше всех, – ответила я, и он просиял.

После ужина Сэди и Хелен помогли мне проследить, чтобы все дети собрали зубные щетки, пижамы и смену одежды. Мы ждали Карен. Кайл и Кайра – как обычно, с восторгом и нетерпением, Эндрю вел себя тише обычного, но послушно собирался. Ханна не протестовала, но собиралась медленно и замкнулась в себе. Уложив вещи, она в прямом смысле прицепилась ко мне: обхватила меня обеими руками за ноги, пока я заканчивала протирать кухонный стол. Я взяла ее на руки, прижала к себе, она уткнулась личиком мне в шею.

– Мама приехала! – крикнула Кайра от входной двери, где стояла на часах.

Мы с Ханной замерли. Я поставила ее на пол, присела, заглянула ей в глаза и прошептала:

– Я увижусь с тобой завтра после ужина. И приеду за тобой, хорошо? Помни, что я люблю тебя, а Иисус любит тебя еще больше.

Я взяла ее за щечки и расцеловала. Она не ответила, только грустно посмотрела мне в глаза.

Кайл впустил Карен и вместе с Кайрой повис на ней. Эндрю последовал их примеру. Я взяла Ханну за руку и повела ее к двери, Хелен принесла Элли и отдала ее матери.

– Так, берем сумки и вперед! – распорядилась я. – Веселее!

Я отпустила руку Ханны. Дети вышли из дома. Ханна плелась позади всех.

Посещения без надзора продолжались весь февраль и март. Новых «несчастных случаев», возбуждающих подозрения, не происходило, но Эндрю и особенно Ханна ездить к матери явно не любили, а по возвращении казались угрюмыми. Иногда Ханна в слезах упрашивала позволить ей остаться со мной, и я терзалась, когда приходилось отправлять ее к Карен. Чего она так боится? С ней дурно обращаются? Что происходит на этих визитах? Или это все – следы прошлого?