Дебра Мерк - Девочка в гараже [Реальная история приемной мамы] [litres]

Настоящая мать, движимая любовью к своему сыну, взмолилась: «О, господин мой! Отдайте ей этого ребенка живого, и не умерщвляйте его!»

А другая ответила: «Пусть же не будет ни мне, ни тебе, рубите».

Тогда царь велел отдать ребенка первой женщине, объявив, что она и есть его мать. Затем в Писании сказано: «И услышал весь Израиль о суде, как рассудил царь; и стали бояться царя; ибо увидели, что мудрость Божия в нем, чтобы производить суд» (3 Цар 3:28).

Мое сердце наполнил покой. Мне напомнили: Господь, верховный судия, видит мое сердце и сердце Карен, и понимает, что мы обе желаем младенцу только добра. Как безупречный судия, Господь уже знал, что лучше для ребенка. Управление – значит, Управление. А мне предстояло принять любое решение Господа, вверить Ему дитя, отказаться от своих прав и желаний. Я хотела довериться Его воле, ибо знала: Его пути неисповедимы, они за гранью нашего понимания.

После долгих недель работы над планом усыновления Карен решила отказаться от своих законных прав и желания дать ребенку свою фамилию ради шанса обеспечить ему хорошую жизнь с любящими людьми. Взамен она получала право знать, кто растит ее ребенка и как у него дела.

Адвокат составила документы, мы обе поставили подпись – и начали ждать. Когда бумаги были поданы в суд, наш адвокат позвонила мне со словами:

– Хочу предупредить вас: в Управлении знают, что вы с Карен предпринимаете шаги по усыновлению ребенка. Они намерены появиться в суде в день слушания и сразиться с вами за опекунство. Взять ребенка под опеку они намерены сразу же после его рождения.

Эти слова вонзились мне в сердце, на меня нахлынула волна паники. Я не могла ответить. В ушах зазвенело, перед глазами поплыл туман. УДС собирается «сразиться» с нами за ребенка? Одни эти слова ощущались как нападение. Меня пронзила боль при мысли, что Управление готово вести кампанию против нас с мужем. И это после того, как мы сотрудничали с ними все шестнадцать лет? Зачем? Я воспринимала нас как одну команду, движимую желанием защищать детей и помогать им. А теперь они будут сражаться с нами за право опеки? Не может быть, чтобы в Управлении считали нас недостойными ее. Ведь у нас все еще были двое подопечных!

Я решила позвонить сотруднице Управления, к которой за прошлый год успела привязаться и оценить ее по достоинству. Речь шла о Джилл, которая доверяла мне настолько, что позвонила спросить, не помогу ли я отыскать пропавшую Ханну. Джилл так беспокоилась за меня, что позвонила и сообщила о найденном теле Ханны до того, как я узнала об этом из вечерних новостей. Пусть скажет, зачем Управление мешает нам усыновить ребенка Карен!

Я вышагивала по кухне, слушала бесконечные гудки и наконец рявкнула в трубку:

– Да подойдите же к телефону хоть кто-нибудь!

Во мне росло чувство, что меня предали. Этим людям я с годами привыкла доверять, некоторых из них уважала и даже, пожалуй, любила. В глубине души я понимала: они не считают нас недостойными воспитывать этого ребенка. Но что я им сделала? Почему они решили сражаться со мной? Как все это объяснить?

В телефоне послышался живой голос, и я вздохнула с облегчением.

– Управление по делам семьи, чем могу помочь?

– Будьте добры, я хотела бы поговорить с Джилл, – мне пришлось сделать вдох, чтобы успокоить срывающийся голос.

– Можно узнать, кто ее спрашивает?

Я узнала голос секретаря в приемной.

– Дебра Мерк, – с судорожно бьющимся сердцем ответила я.

Во мне росло чувство, что меня предали. Этим людям я с годами привыкла доверять… Но что я им сделала? Почему они решили сражаться со мной?

Мне ответили, что Джилл на совещании, но меня переключат на ее голосовую почту, если я не против. За неимением выбора я согласилась.

– Привет, Джилл. Это Деб Мерк. Вы не могли бы перезвонить мне? Сегодня же? Спасибо, – мое сообщение получилось коротким и почти резким.

Она поймет. Поймет, что я узнала о планах Управления. Но это неважно. Ей придется поговорить со мной. Мне надо, чтобы она объяснила, что происходит.

День закончился, Джилл так и не позвонила. Мое раздражение усиливалось, я решила утром съездить в центр города, к зданию УДС, и подождать в вестибюле, пока кто-нибудь не согласится принять меня.

На следующий день после того, как Эл уехал на работу, а все дети – в школу, я довела машину до офиса УДС и встала в очередь, чтобы поговорить с секретарем в приемной. Через застекленное окошко я видела сотрудников Управления за письменными столами. Одна из женщин бросила в мою сторону удивленный взгляд. Продолжая поглядывать на меня, она взялась за телефон на столе, нажала несколько кнопок и что-то сказала в трубку. Внезапно боковая дверь открылась и показалась Джилл.

– Деб! Привет. Пойдемте со мной, – ее голос звучал приветливо, но щеки лихорадочно пылали, пока я шагала к ней через вестибюль.

– Рада вас видеть, – профессиональным тоном сказала она, ведя меня по длинному коридору. Проходя мимо открытых дверей кабинетов, я видела, как сотрудники за столами поднимали головы и присматривались. Судя по их растерянным лицам, все они знали, зачем я здесь.

Джилл вошла в большой кабинет и указала на стул.

– Садитесь, – и сама заняла место за столом. – Так чем я могу вам помочь? – Ее улыбка казалась натужной. Где та дружелюбная молодая христианка, к которой я успела привязаться? Я встревожилась и огляделась. Нет ли здесь замаскированного под зеркало окна? Или припрятанного магнитофона? Я чувствовала, что Джилл наблюдает. Она наверняка поняла, что этому окружению я не доверяю.

С мимолетной улыбкой я поудобнее устроилась на стуле.

– Я слышала, что УДС намерено выступить против нас по вопросу об усыновлении ребенка Карен Бауэр. Я не понимаю, зачем, вот и решила, что вы могли бы мне объяснить.

Я знала, что этот визит дастся Джилл нелегко. Она представляла Управление, и мы обе понимали, что с тех пор, как нашли тело Ханны, отношения между нами изменились. Убийство Ханны развело нас по разным сторонам. Меня не заботили интересы УДС – в отличие от Джилл. Я с уважением относилась к ней и попыталась облегчить ей задачу, гадая, сколько еще ушей слушают нас и сколько глаз следят за нами.

Выпрямившись, Джилл сделала глубокий вдох и негромко заговорила:

– Нам известно, что вы навещали Карен в изоляторе и в тюрьме. Наша работа – защищать детей, – при этих словах у меня екнуло в животе, – и мы считаем, что ваши отношения с Карен поставят ребенка под угрозу, если вы получите опеку над ним. Возможно, вы станете возить ребенка в тюрьму, а это может быть опасно. Так что в Управлении убеждены, что в интересах ребенка мы должны принять опеку и попечительство.