Оливия Лэнг - Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют

Нет ничего случайнее места смерти человека на его пути от одного начинания к другому, недаром говорят, что удел бродяги и непоседы — окончить свои дни в номере отеля, в окружении пилюль, газет и двух откупоренных бутылок вина на прикроватной тумбочке. Мы умираем, как живем, и пусть смерть Уильямса неожиданна и совершенно нелепа, само ее место напоминает о том, что сумасбродные метания были, как ни парадоксально это звучит, константой его жизни.

Он сменил несколько пристанищ в Нью-Йорке, ни в одном из них не задерживаясь надолго. Одно время у него была квартира на углу 58-й Восточной улицы, которую он делил со своим партнером Фрэнком Мерло. Фрэнком с печальным выражением лошадиного лица и полным обаяния. Фрэнком-защитником и Фрэнком-слугой. После его смерти от рака легких, последовавшей в 1963 году, для Уильямса начался тяжелейший период — «каменистый век» [18] Игра слов: Stone Age — каменный век, Stoned Age — каменистый; упившийся, обкурившийся (разг.) век. Так Уильямс назвал в «Мемуарах» этот период своей жизни. — Примеч. пер. . Потом он арендовал квартиру в жилом комплексе «Манхэттен-Плаза», спроектированном для артистов. Его соблазнил плавательный бассейн, но богемная атмосфера ему была чужда, и, не дожидаясь истечения срока аренды, он перебрался в апартаменты «Элизе́».

Отель был хорош из-за близости к театрам, но в последние три года жизни Уильямса его пьесы уже не шли на Великом белом пути [19] Великий белый путь (Great White Way) — разговорное название участка Бродвея близ Таймс-сквер, в районе театров, варьете и игровых автоматов. — Примеч. пер. . Последней была сыграна пьеса «Костюм для летнего отеля», сумбурный рассказ о трудном супружестве Скотта и Зельды Фицджеральд. «Ни развития, ни действия, никакого течения жизни, ничего, что можно как-то свести воедино», — написал Уолтер Керр в The New York Times. И сердито добавил — так, словно провал был задуман автором: «„Костюм для летнего отеля“ — это Теннесси Уильямс, набравший в рот воды» [20] Kerr W. The New York Times. 27 March 1980. .

Теннесси Уильямс

Едва ли это было худшее, что он услышал от критиков за свою жизнь. В 1969 году журнал Life назвал его белым карликом и заключил: «Пусть мы всё еще и слышим о нем, нам ясно, что его звезда уже потухла» [21] Life. 13 June 1965. . Попробуйте-ка после этого написать хоть одну пьесу, продолжайте еще четырнадцать лет садиться каждое утро за пишущую машинку, невзирая на разрушительное действие наркотиков и алкоголя, одиночество и ухудшение здоровья. «Отважный — вот что можно сказать о Теннесси последних лет жизни» [22] Цит. по: Spoto D. The Kindness of Strangers: The Life of Tennessee Williams. The Bodley Head, 1985. P. 358. , — заявил Элиа Казан, режиссер, знавший Уильямса лучше многих.

Вы ощущаете его отвагу и неизменную писательскую дисциплину в интервью года журналу Paris Review (1981), вторую половину которого Уильямс дал в номере отеля «Элизе́». Он говорит о собственных пьесах, о людях, с которыми был знаком, и — не вполне искренно — о роли спиртного в своей судьбе:

У О’Нила были серьезные проблемы с алкоголем. Как и у многих писателей. У американских писателей почти у всех проблемы с алкоголем, поскольку, вы же знаете, писательство связано с очень сильным напряжением. До некоторого возраста вы с этим справляетесь, но потом ваша нервная система начинает нуждаться в небольшой поддержке, которую вы получаете от выпивки. Теперь мне нужно пить умеренно. Вот посмотрите, какие у меня печеночные пятна! [23] Williams T. The Art of Theater No. 5 // Paris Review.

«Вы же знаете», «нервная система начинает нуждаться в небольшой поддержке», «теперь мне нужно пить умеренно». Он был «усталым», осторожно заметил интервьюер, потому что перед этим они провели ночь в баре под названием «Раундс», который «известен своим претенциозным декором и завсегдатаями, по большей части это мужчины-проститутки и их клиенты». Да, он отважный; и кроме того, не вполне надежный свидетель по делу о собственной жизни.

Я не могла бы претендовать на номер в «Элизе́», но мой приятель из Condé Nast [24] Медийная компания, выпускающая, среди прочего, журналы New Yorker и Vogue. — Примеч. пер. сумел заполучить его для меня. В вестибюле стоял канделябр, а на дальней стене кто-то сверхнатурально изобразил сад в итальянском духе: лимонные деревья, черно-белая плитка, дорожки, обсаженные регулярными кустами и уходящие вдаль к лесистым холмам. Я зарегистрировалась и спросила, где находится номер, в котором жил Теннесси. Я собиралась подскочить туда утром и упросить горничную, чтобы она позволила мне заглянуть в него. Однако апартаментов с видом на закат больше не существовало. Похожий на хоккеиста парень за стойкой регистрации неожиданно добавил: «Мы разделили их, чтобы изгнать злых духов».

Во что только люди не верят! Роуз Уильямс, обожаемая сестра Теннесси, перенесшая префронтальную лоботомию в возрасте двадцати восьми лет и пережившая всех своих близких, отказывалась принять факт смерти, когда таковая случалась в ее окружении. Но однажды, как написал в «Мемуарах» ее брат, она сказала: «Всю ночь шел дождь. Мертвые спускаются к нам с дождем». Он ласково, как обычно в разговоре с ней, спросил, имеет ли она в виду их голоса, и она ответила: «Да, конечно, их голоса» [25] Уильямс Т. Мемуары / пер. А. Чеботаря. М.: Подкова, 2001. С. 177. .

Я не верю в привидения, но разного рода исчезновениями интересуюсь, и то, что номер Теннесси перестал существовать, меня взбудоражило. Мне представилось, что пьянство может быть способом исчезнуть из этого мира или хотя бы незаметно покинуть свое место в нем. Впрочем, при виде вдрызг пьяного Теннесси, ковыляющего по коридору, вы вполне могли прийти к выводу, что как раз спиртное делает расставание с миром таким мучительным. Во всяком случае, мне кажется знаменательным, что место, с которого я решила начать свое путешествие, оказалось антиместом, белым пятном на карте. Я снова взглянула на сад-обманку в вестибюле. Этим путем предстояло пройти до конца, до точки исчезновения, за порог знания, которое художник обозначил неуверенными голубыми мазками.

Время, писал Теннесси Уильямс в «Стеклянном зверинце», это наибольшее расстояние между двумя точками. Я попыталась прикинуть, когда он впервые очутился в Нью-Йорке. Судя по его письмам, это произошло летом 1928 года; он был тогда застенчивым, замкнутым семнадцатилетним пареньком — между прочим, именно в той поездке он впервые приобщился к алкоголю. В те годы он был еще не Теннесси, а Томом и жил с семьей в ненавистном ему Сент-Луисе.

Любимый дед, преподобный Уолтер Дейкин, отправлялся в путешествие с группой своих охочих до приключений прихожан и пригласил Тома присоединиться к ним. Это была своего рода демократичная альтернатива прежних аристократических гран-туров. Она предусматривала плавание компанией White Star из Нью-Йорка в Саутгемптон и дальнейшее посещение Франции, Германии, Швейцарии и Италии.