Бронислава Орса-Койдановская - Интимная жизнь Ленина: Новый портрет на основе воспоминаний, документов, а также легенд

«Прошение в Окружной суд

…особого же заявления о составе и ценности наследства не предлагаю, потому что все оставшееся после мужа имущество заключается в домашней движимости и капитале в две тысячи рублей, находящемся в Симбирском городском общественном банке по билету оного за № 12465, причем на долю каждого из наследников приходится менее тысячи рублей».

Назначено было ей на воспитание детей пособие — 150 рублей, а до этого: «…не пожелает ли она получить вышеупомянутые орденские знаки со внесением причитающихся за них ста пятидесяти рублей».

Как в насмешку!

С детства знала она цену наградам и званиям. С Ильей Николаевичем они думали одинаково. К чему были эти знаки теперь! А департамент народного просвещения требовал: «взыскать с вдовы… из пенсии 120 руб., числящихся в недоимке на покойном муже ее по Всемилостивейше пожалованному ему ордену св. Станислава 1-й степени. Августа 1886 г.».

Вспомнила, как за партией шахмат отец говорил ей о своем дворянстве. Илья Николаевич также получил дворянство как награду за долголетнюю и безупречную службу. Снова бумаги…

Это полученное в детстве и утраченное с замужеством дворянство, снова приобретенное тяжелым трудом Ильи Николаевича, не нужно ни ей, ни ему. Только ради детей…».

А дети, как известно, избрали другой путь. И начались для матери новые мучения, новые страдания.

Да и в жизни всей семьи Ульяновых многое круто изменилось в том 1886 году. Дети словно сразу стали на несколько лет старше.

В книге «О Владимире Ильиче» Крупская писала:

«Александр Ильич стал естественником, уехал в Питер, в университет, учиться. Втягиваясь в революционную работу, конспирируя даже от Анны Ильиничны, он в последнее лето, приехав домой, ничего не говорил о ней никому. А Ильичу ужасно хотелось с кем-нибудь поговорить о тех мыслях, которые зародились у него. В гимназии он не находил никого, с кем бы можно было поговорить об этом. Он рассказывал как-то: показалось ему, что один из его одноклассников революционно настроен, решил поговорить с ним, сговорились идти на Свиягу. Но разговор не состоялся. Гимназист начал говорить о выборе профессии, говорил о том, что надо выбрать ту профессию, которая поможет лучше устроиться, сделать карьеру. Ильич рассказывал: «Подумал я: карьерист какой-то, а не революционер» — и не стал с ним ни о чем говорить…».

Уже тогда Ленин пытался относиться к окружающим по принципу: «кто не с нами, тот против нас». Правда, справедливее этот принцип было бы сформулировать немного по-другому: «кто не со мной, тот против меня».

К своим «идейным врагам» Ленин, еще будучи совсем юным, относился с презрением, жестоко высмеивал, а если не хватало политических аргументов, легко переходил на внешние или внутренние недостатки своих оппонентов, не стыдясь и не скупясь в выражениях. Порой за это приходилось расплачиваться то подбитым глазом, то еще чем-нибудь. Владимир Ульянов был созданием хрупким, как женщина, в том смысле, что валился от первого же удара и закрывал лицо руками. Оборонялся он так, словно отгонял мух, что очень смешило окружающих. Его одноклассники иногда специально провоцировали его на конфликт, чтобы еще раз посмотреть этот «бесплатный спектакль».

Правда, очень редко ревел, и через несколько минут после драки, утирая ушибленное место, снова хорохорился и исподлобья смотрел на своего обидчика.

«В Казанский университет, — пишет Вечтомова, — поступить Володе оказалось не так-то просто. Писали прошения. Ожидали ответов. Ответов не было. Никто в семье не знал, как в эти «безмолвные» дни хлопотливо работала почта, перенося запросы университетского начальства в Симбирск и ответы начальства гимназического».

Тем не менее, Ульянов поступил, хоть о его политических взглядах и пристрастиях не могло не знать университетское начальство.

Правда, проучился он там недолго.

«4 декабря, — пишет Вечтомова, — во время стачки, Владимир вместе со всеми, не задумываясь, бросил свой с таким трудом полученный студенческий билет и вышел из университета. Он не мог поступить иначе. Такими были люди в семье Ульяновых.

Мать и сын в этот вечер, разговаривая обо всем случившемся, не заметили, как наступила ночь. Раздался грубый стук в двери. Ввалились жандармы. Владимира арестовали.

Еще пахло в комнатах кожей промокших сапог и махоркой, а Мария Александровна уже обдумывала, к кому обратиться, куда написать, ведь ее дело — помогать детям, вызволять их из беды. Это — ее пост.

Володю выслали в Кокушкино, где отбывала ссылку Аня. Это лучшее из всего, что могло с ним случиться.

Потянулась одиновая деревенская вьюжная зима. Никаких соседей поблизости. В холодном доме печи всегда топились плохо. Нынче они дымили напропалую. В коридорах было сыро. Дуло из щелей. Войлочные борта старого бильярда вконец сведены молью и осыпались, стоило их задеть. Володю и Аню поддерживало то, что в кабинете покойного дяди Пономарева было много весьма замечательных книг.

Все здесь напоминало детство, только как будто все остановилось, замерло под сугробами. Затихла речка Ушня. Темнеет вдали унылый лес. Но вдруг забренчат бубенцы. Раскатятся по залитой водовозом обледеневшей дороге сани, и к покосившемуся крыльцу подъедет барабус, привезший обшарпанный пестерь с книгами из библиотеки.

Теперь уже не серьезная девочка Маша Бланк и смешливая ее сестра Катя торопятся распаковать его, стряхнуть от снега тугую крышку, а задумчивая Аня и коренастый подвижный юноша в студенческой тужурке. Другое время. Другое поколение. Другая юность. И счастливое, веселое когда-то гнездо Кокушкино — место ссылки».

Даже из этого отрывка из очерка Вечтомовой «Мать», которую при всем желании невозможно обвинить в несимпатии к семье Ульяновых и которая, приступая к написанию очерка, несомненно, выполняла заказ большевистской партии, так вот, даже из этого отрывка видно, как выдавали большевики желаемое за действительное, показывая Ленина этаким мучеником, которого все время преследовало царское правительство.

Это же надо — попасть в ссылку, в сущности, домой, в «гнездо, из которого улетают птицы», как с любовью говорил о Кокушкино отец Ульянова-Ленина. К тому же, там уже находилась его сестра Анна, которая тоже поплатилась за распространение листовок. Хотя — поплатилась ли?

Писатель Николай Григорьев о Кокушкино писал так:

«После ухода Александра Дмитриевича (отца матери Ленина — Б. О.-К.) в отставку вся семья перебралась в Кокушкино. Деньги на покупку этого именьица удалось раздобыть с большим трудом. Здесь их встретил совсем другой мир. Уж на что нешумный город Пермь, а тишина над речкой Ушней оказалась ни с чем не сравнимой.