Хелен Творков - Навстречу миру [litres]

Где такси?

Заказ был сделан на одиннадцать часов. Я вышел на проезжую часть в надежде увидеть свет фар. Я разрабатывал план, словно заключенный в тюремной камере, но у меня не было сообщников, и машина для побега меня не ждала. С другой стороны забора, позади меня, располагался Тергар, тибетский буддийский монастырь… и я был его влиятельным тридцатишестилетним настоятелем.

Годом ранее я объявил о своем намерении уйти в продолжительный ретрит. Это не вызвало ни у кого опасений. Трехлетние ретриты – обычное дело в моей традиции. Однако предполагалось, что я уединюсь в монастыре или каком-нибудь месте отшельничества в горах. Помимо Тергара в Бодхгае у меня есть монастыри в Тибете и Непале и центры медитации по всему миру, но никто и представить не мог моих настоящих намерений. Несмотря на свое высокое положение – или, точнее, из-за него, – я не собирался уединяться в каком-нибудь специально предназначенном для ретрита месте. Я решил последовать древней традиции садху, странствующих индуистских аскетов, которые отказываются от всего имущества ради жизни, свободной от мирских забот. Первые герои моей собственной традиции, карма кагью, следовали по стопам своих индуистских предшественников, укрываясь в пещерах и лесных чащах. Я собирался умереть для своей прежней жизни в качестве тулку – признанной реинкарнации духовного практика. Я собирался отказаться от роли младшего сына Тулку Ургьена Ринпоче, выдающегося мастера буддийской медитации. Я собирался жить без помощников и администраторов и хотел обменять защиту, которую давала мне роль настоятеля и держателя линии, на анонимность, которой я никогда не знал, но о которой всегда мечтал.

Наручные часы показывали десять минут двенадцатого. Мой план заключался в том, чтобы сесть на полуночный поезд в Варанаси. Он уходил со станции в Гае, всего лишь в тринадцати километрах от Бодхгаи. Такси я заказал тем же вечером ранее, на пути домой из храма Махабодхи, возведенного в честь пробуждения Будды под деревом бодхи. Побег того самого дерева сейчас растет в центре этого раскинувшегося храмового комплекса, и паломники со всего мира приезжают посидеть под его ветвями. Я часто ездил туда, но этим вечером специально отправился сделать кхору – ритуальный обход священного места по кругу – и поднести масляные лампы с молитвой о том, чтобы мой ретрит прошел хорошо. Меня сопровождал мой давний помощник лама Сото.

Появился свет фар, и я вышел на дорогу. Мимо проехал какой-то джип. Спустя еще десять минут я снова увидел фары. Огромный грузовик пронесся мимо, я отпрыгнул назад и поскользнулся в грязи. Когда я вытаскивал ногу из жижи, одна из моих резиновых сандалий застряла в ней. Достав ее, я снова спрятался. Мои руки были покрыты илистой грязью. Очарование моментом испарилось, и, как туман, стало надвигаться смятение. Любой, кто часто ходил по этой дороге, узнал бы меня. Никто никогда не видел меня без сопровождения, ни днем, ни ночью. Я считал приезд такси само собой разумеющимся. Я не имел ни малейшего понятия, что буду делать в Варанаси, но сейчас я должен был не опоздать на поезд. У меня не было запасного плана. Я быстро пошел в сторону главной дороги, обливаясь потом от жары и волнения.

Ранее тем вечером мы с ламой Сото отправились в храм Махабодхи на монастырском джипе. Мы ехали около трех километров – мимо маленьких магазинчиков, тянувшихся вдоль главной дороги: продуктовые киоски, забегаловки, интернет-кафе, магазины с сувенирами и побрякушками, туристические агентства. Частные автомобили и такси, велосипеды и рикши теснились на дороге вместе с тук-туками – трехколесными грохочущими моторизированными колясками. Ближе к храму вдоль улицы выстроились попрошайки с чашами для подаяния в руках. На обратном пути в Тергар мы остановились у одного из туристических агентств, где я заказал такси к главному входу монастыря на одиннадцать часов вечера. Разговор шел на английском, поэтому лама Сото, который понимал только по-тибетски, ничего не узнал об этой договоренности.

Я был на полпути к главной дороге, когда такси наконец приехало. После тридцати минут в мире, в течение которых я был сам по себе, ограниченное пространство машины оказалось неожиданно комфортным. С детства я по нескольку раз в день повторял молитвы, в которых были такие строки: «Я принимаю прибежище в Будде, в Дхарме – учениях Будды, и в Сангхе – просветленном собрании». Теперь я заметил, что принимаю прибежище в такси и благодарен ему за предоставленное укрытие.

Я понял, что думаю о Наропе, ученом настоятеле буддийского университета Наланда, жившем в XI веке. Я знал, что он отказался от своего высокого положения ради поисков мудрости, превосходящей ту, что он обрел в монастырских стенах. Но чего я не знал, так это обстоятельств его ухода. Интересно, был ли он совершенно один. Возможно, за воротами его ждал помощник с лошадью. Так принц Сиддхартха сбежал из отцовского королевства: он доверился своему возничему, и тот помог ему.

Такси мчалось к Гае, мое тело двигалось вперед, в то время как ум устремился назад. Тщательно спланированный отъезд неожиданно показался каким-то неправильным. Несколько недель я воображал, как будут развиваться события этого вечера. А теперь прокручивал тот же фильм в другую сторону – с настоящего момента и назад, – признавая, что можно было бы уйти по-другому.

Мы с ламой Сото вернулись в Тергар около семи вечера, и я сразу же пошел в свои комнаты на втором этаже дома. Мое жилье состояло из большого помещения, где я принимал гостей, и второй комнаты, где я практиковал и спал. Дом расположен позади огромного главного храма, где все стены, каждую колонну и потолок покрывает традиционный тибетский орнамент. Огромный позолоченный Будда возвышается за алтарем и смотрит прямо на главные ворота и дальше, на храм Махабодхи. Ранее тем днем я обошел мраморную галерею, которая опоясывает внешние стены, и поднялся на балкончики, смотрящие на главный зал, мысленно прощаясь со всем. К моему дому прилегают гостиница и административные помещения. За этими зданиями находятся общежитие и классы для примерно ста пятидесяти молодых монахов в возрасте от девяти до двадцати лет. Я прошел по всем коридорам, мимо каждой комнаты, не веря до конца, что, возможно, еще не скоро увижу все это. Я планировал оставаться в ретрите по меньшей мере три года и сделал все, чтобы обеспечить быт и обучение монахов на время своего отсутствия. Оставалось только надеяться, что я не упустил ничего важного.