Михаил Антонов - Провидец Энгельгардт

А теперь я живу в деревне, в настоящей деревне, из которой осенью и весной иной раз выехать невозможно. Не служу, жалованья никакого не получаю, о крезолах и дифенолах забыл, занимаюсь хозяйством, сею лён и клевер, воспитываю телят и поросят, хожу в высоких сапогах с заложенными в голенища панталонами, живу в таком доме, что не только босиком по полу пройти нельзя, но не всегда и в валенках усидишь, – а ничего, здоров. Езжу в телеге или на бегунках, we только сам правлю лошадью, но подчас и сам запрягаю, ем щи с солониной, борщ с ветчиной, по нескольку месяцев не вижу свежей говядины и рад, если случится свежая баранина, восхищаюсь песнями, которые «кричат» бабы, и пляскою под звуки голубца, не верю тому, что пишут в газетах о деятельности земств, разных съездов, комиссий, знаю, как делаются все те «отрадные явления», которыми наполняются газеты, и пр. Удивительная разница! Представьте себе, что человек не верит ничему, что пишется в газетах, или, лучше сказать, знает, что всё это совсем не так делается, как оно написано, и в то же время видит, что другие всему верят, всё принимают за чистую монету, ко всему относятся самым серьезнейшим образом!»

Удивительное дело: прошло почти полтораста лет с того времени, когда были написаны эти строки, средства массовой информации в технологическом отношении радикально изменились, к газетам и журналам добавились радио и телевидении, а качественно ситуация практически не изменилась. В газетах, которые я выписываю, серьёзной информации мало (это я отношу к выходящему самым большим тиражом «Московскому комсомольцу» и наиболее ультрапатриотической газете «Завтра», читаю иногда и другие издания). Как писатель, я давний подписчик (а также нечастый автор) «Литературной газеты», которая, с тех пор, как её главным редактором стал Юрий Поляков, всё-таки поворачивается лицом к злободневным вопросам жизни страны. Ей на пятки начинает наступать газета «Культура». Ну, а телевидение вещает о чём угодно, только не о том, что сейчас нужно было бы стране, стоящей на грани «быть или не быть». Бесконечные сериалы с выдуманными пустыми сюжетами, убийства, их расследование, погоня, стрельба… А ведь в стране из руин поднимаются предприятия, оснащённые современнейшим оборудованием, создаются виды оружия и технологии, не имеющие аналогов в мире. Об этом на ТВ либо ничего, либо мельком строка в новостях дня в окружении всякого словесного мусора. Словом, как и во времена Энгельгардта, жизнь в стране одна, а на в СМИ – другая. Когда одного тележурналиста спросили, почему он не сообщал о таком-то отечественном достижении, он ответил: «Это не интересно. Вот если бы на том предприятии произошла катастрофа, случился бы пожар или взрыв, вот это был бы интереснейший сюжет!» Для страны с рыночной экономикой это естественно: от журналиста требуется не правдивая информация, не серьёзный анализ положения в стране, а сенсации, «жареные факты», и ему некогда размышлять, надо первому об этих фактах сообщить. Первому – и слава, и деньги, которые при рынке «решают всё». Журналисты ныне в массе своей полуграмотные, даже дикторы на телеканалах употребляют слова не по назначению, не там ставят ударение, зато щеголяют разными англоязычными терминами и выражениями. Спросите об этом ещё живых заслуженных дикторов советского телевидения, они вам расскажут об этом всё, да ещё и пояснят, откуда происходят все эти огрехи. Впрочем, это беда не одних только журналистов, во всех серах жизни уровень образования и подготовки кадров в России за годы господства либералов во власти катастрофически упал. Рынок есть рынок, и исключений он не признаёт. Лишь с приходом Путина дело вроде бы намереваются поправить, но, кажется, не знают, как это сделать, хотя бы с чего начать.

Ну, ладно, так пишут столичные журналисты, выезжающие на места, в провинцию в кратковременные командировки, а в остальном познающие жизнь из окна вагона или из бесед с собутыльниками. Но зато ведь местные «работники пера» находятся в гуще событий, и могут снабжать читателей достоверной информацией? Увы!

Даже «провинциальные корреспонденции… мы читать не могли, потому что мы видим настоящую деревенскую жизнь, как она есть, а корреспонденты описывают выдуманную, фальшивую жизнь, такую, какою она им представляется в городах с их чиновничьей точки зрения. Когда-то в Петербурге я, интересуясь внутренней народной жизнью, читал газетные корреспонденции, внутренние обозрения, земские отчеты, статьи разных земцев и пр. Каюсь, я тогда верил всему, я имел то фальшивое представление о внутреннем нашем положении, которое создано людьми, доподлинного положения не знающими. Когда я попал в деревню – а дело было зимою, и зима было лютая, с 25-градусными морозами, – когда я увидал эти занесенные снегом избушки, узнал действительную жизнь, с ее «кусочками», «приговорами», я был поражён. Скоро, очень скоро я увидал, что, живя совершенно другою жизнью, не зная вовсе народной жизни, народного положения, мы составили себе какое-то, если можно так выразиться, висячее в воздухе представление об этой жизни…

Войдя по своим хозяйственным делам в непосредственное соприкосновение с разным деревенским людом, интересуясь деревенскою жизнью, изучая её во всех её проявлениях, доступных моему наблюдению, – а наблюдать можно, оставаясь и барином, – живя с простыми людьми, я скоро увидал, что все мои петербургские представления о народной жизни совершенно фальшивы…

Познакомился я с помещиками, и богатыми, и бедными, познакомился с помещиками, которые много лет живут в деревне и занимаются хозяйством, и тут, в разговорах с ними, впервые стал понимать, что, кроме настоящей жизни, существует в воображении нашем (всех людей интеллигентного класса, за исключением немногих, которые чутьем поняли суть) иная, воображаемая жизнь, существует совершенно цельно, но фальшивое представление, так что человек за этим миражем совсем-таки не видит действительности».

Энгельгардт был одним из первых (если вообще не первым), кто понял органический порок интеллигенции, образованных людей, оторванных от народной толщи, заключающийся в том, что эти люди живут, руководствуясь ложными представлениями о происходящем в стране и в мире, а журналисты эту ложную картину по мере сил и создают.

«Часто мне приходило в голову: не помешался ли я?.. До такой степени велик был разлад между действительностью и тем, что я себе представлял в Петербурге.

Сидишь у какого-нибудь богатого помещика, давно уже живущего в деревне… и вдруг слышишь такие несообразности, такие недействительные представления о народе, его жизни, что удивляешься только… точно эти люди живут не на земле, а в воздухе».