Михаил Антонов - Провидец Энгельгардт

С февраля 1744 года Симону было поручено давать уроки невесте наследника (впоследствии императрица Екатерина II). Здесь дело пошло совсем иначе. Молодая принцесса жадно искала всякого знания. С великой мудростью, овладев доверием ученицы, Симон поколебал в ней сильное её пристрастие к лютеранству и убедил в истине православия, доказав ей, что только православная Церковь осталась верна подлинным началам апостольской Церкви.

Ежедневные уроки продолжались два часа, и принцесса вступила в православную Церковь с полным убеждением и благоговением»

Однако при ней, ставшей императрицей, в управлении Церковью происходило нечто непонятное: «в течение 10 лет (1763–1774) два синодских обер-прокурора высказывали в высшей степени странное отношение к православию. Первый из них, Мелиссино, предложил Священному Синоду снабдить синодального депутата в комиссию для составления уложения такими предложениями реформ церковной жизни: об ослаблении и сокращении постов, которые, за тяжестью их, «редко кто прямо содержит», об уничтожении суеверий касательно икон и мощей, о запрещении носить образа по домам, о сокращении церковных служб, для «избежания в молитве языческого многоглаголания», отмене составленных в позднейшие времена стихир, канонов, тропарей, о назначении вместо вечерен и всенощных кратких молений с поучениями народу, о прекращении содержания монахам, о дозволении выбирать из священников епископов без пострижения в монашество, о разрешении епископам проводить брачную жизнь, о разрешении духовенству носить «пристойнейшее » (?!) платье, об отмене повиновения умерших, будто бы дающего простым людям лишний повод к вере в мытарства, а попам к вымогательству, о дозволении браков свыше трёх, о запрещении причащать младенцев до 19 лет, пока не научатся вере. Священный Синод отклонил эти предложения и составил свой собственный наказ».

Много лет назад знакомился я с идеями «обновленцев» в Русской Православной Церкви 1920-х годов. Тогда противники патриарха Тихона выдвигали, по сути, те же требования, что и Мелиссино. При этом они ссылались на опыт Церкви первых веков христианства. И вот я вдруг узнаю, что своего рода «обновленчество» существовало и в екатерининское время!

Продолжу цитату из книги Поселянина:

Другой обер-прокурор, бригадир Чебышев «был совершенно неверующий человек и решался открыто… заявлять о своём неверии в бытие Божие; в присутствии членов Синода говорил «гнилые слова», и, пользуясь властью, задерживал издание сочинений, направленных против распространяемого тогда модными писателями неверия».

Ну, что ж, что неверующий, но, возможно, чиновник отличный, может Синод в руках держать, императрице такие и нужны. И всё же, думается, простой такт, нормы приличия требовали от неё более уважительного отношения к высшему органу церковной власти. Следовало бы назначить на эту должность хотя бы формально верующего чиновника, либо неверующего (это его личное дело), но с запрещением говорить о своём неверии.

«Но, – продолжает Поселянин, – самыми грустными проявлениями церковной политики Екатерины было отобрание в казну монастырских имений и введение монастырских штатов».

Об этом шаге императрицы лучше говорить на основании другого источника – статьи протоиерея Владислава Цыпина «Правовой статус церкви и духовенства при Екатерине Второй»:

«Церковную политику самой Екатерины хорошо характеризует одно замечание, сделанное ею до восшествия на престол: «Уважать религию, но ни за что не допускать её в дела государственные».

Изданным в 1764 году Указом Императрицы «проводилась последняя черта под многовековым спором о монастырских вотчинах». Спор этот был действительно многовековым. Ещё при Иване III шла острая полемика между «нестяжателями», идеологом которых был наиболее авторитетный в среде «заволжских старцев» преподобный Нил Сорский, и «иосифлянами» – сторонниками преподобного Иосифа Волоцкого, Нил, живший в скиту, считал, что ни земли, ни имения Церкви не нужны, монахи должны молиться и питаться плодами труда рук своих. Иосиф, противник «нестяжателей» вовсе сам не был стяжателем. Он был аскетом, которому ни земли, ни деньги не были нужны. Но он задавал своим противникам вопросы: «Откуда мы возьмём грамотных епископов? Не ставить же на это место неграмотного мужика от сохи. И если захочет постричься в монахи боярин, что же мы его в общее с мужиками помещение поместим? Мы все хотим, чтобы храмы наши были благолепными, украшенными чудотворными иконами. На какие средства будем мы их украшать? В голодные годы единственным местом, где страдающие от голода могут получить помощь – это храм, (это правда, Церковь тогда была единственным органом социальной помощи). Откуда брать средства на пропитание сотен, а то и тысяч голодающих? И т. д.» Великий князь поддержал Иосифа, и «иосифляне» взяли верх, только из их среды выдвигались кандидаты на замещение высших церковных должностей. И вот Екатерина положила конец спору: ни «нестяжатели, ни «иосифляне» не имели больше предмета для него:

«Указ окончательно упразднял церковное землевладение в России… все населённые церковные имения передавались Коллегии экономии, и церковные учреждения совершенно устранялись от управления ими… Монастыри и архиерейские дома в результате реформы утратили 8,5 миллионов десятин земли и около миллиона душ, следовательно, примерно 2 миллиона крестьян обоего пола. Монастыри лишились почти 1,5 млн. рублей годового дохода (в пересчете на современный курс примерно 3 миллиарда рублей. – В. Ц.). Передача земельных владений Церкви в государственную казну лишила монастыри главного материального источника существования.

Государство, правда, брало на себя обязательство содержать монастыри, но на это ассигновалась всего лишь 1/7 часть средств, поступавших от секуляризованных имений.

В связи с этим для монастырей вводились так называемые «штаты». В штаты вошло 226 монастырей (159 мужских и 67 женских) – менее четверти всех обителей, находившихся в великорусских епархиях, где проводилась секуляризация. Из монастырей, оставшихся за рамками штатов, более 500 было упразднено, приблизительно 150 обителей не закрывались, но должны были существовать на приношения верующего народа и за счет маленьких участков ненаселенной земли, которая обрабатывалась руками самих иноков или нанятых работников.

В результате число монашествующих сократилось с 12 до 5 тысяч. Закрылись древние и прославленные обители. Закрытые монастыри обращались в казармы, госпитали и даже в дома сумасшедших. (Вот откуда пошла осуждаемая либералами советская практика использования монастырских помещений!) А значительная часть секуляризованных имений роздана была фаворитам императрицы.