Джессика Хайндман - Скрипка, деньги и «Титаник» [litres]

Поначалу ты не понимаешь, о чем идет речь. «Они же интересные! – возражаешь ты. – Они делают все возможное, чтобы беременность не разрушила их жизнь! Идут напролом, сметая все препятствия на своем пути! Пытаются бороться со стереотипом, будто женская судьба предопределена биологией! Они способные, взрослые и прилагают немыслимые для девочек своего возраста усилия, чтобы исполнить свою мечту».

Но нет, оказывается, им нужны героини с «внутренним конфликтом», и скоро ты понимаешь, какие именно. Самые наивные, самые бестолковые. Девочки, чья личность настолько взрывная и непредсказуемая, что, скорее всего, ею управляет недиагностированное психическое заболевание. Девочки, чья жизнь – катастрофа. Ты снова просматриваешь почтовый ящик и выбираешь самые неприятные портреты – из писем с наибольшим количеством грамматических ошибок. И составляешь новый отчет.

Он похож на подборку карикатур: к каждому профилю приложено фото, то самое, в развязно-умоляющей позе. Это даже не реальные люди, а ожившие стереотипы о молодых американках. Вот потаскушка из Нью-Джерси. Вот опороченная девственница из Айовы с добрым сердцем и плодом греха в утробе. Вот белая шваль из трейлерного парка, вот королева гетто, а вот принцесса. Вот победительница школьного конкурса красоты, а вот тусовщица. Начинающая модель, начинающая порнозвезда. Мадонна и шлюха.

Этот список не правда жизни. Он неточен и неполон. Ты убеждаешь себя, что это и неважно: ты всего лишь прощупала почву, съемки планируются через несколько месяцев, и эти девушки все равно не попадут на Эм-ти-ви. Одновременно тебе кажется, что эта подборка женских карикатур тем не менее очень важна. Она наглядно отражает современную действительность, культуру, желающую, чтобы американские женщины (и ты в том числе) выглядели простушками, дурами, потаскухами. Тебе хорошо знакома эта тенденция, ведь ты провела все подростковые годы, отмахиваясь от нее скрипкой.

Ты пока еще не знаешь, удастся ли тебе когда-нибудь составить другой список девочек под давлением огромной медиакорпорации; ты не уверена, сможешь ли изменить мир так, чтобы никто никогда больше не составил подобного списка. Ты представляешь продюсерам этот второй, карикатурный список, и они говорят: то, что надо. Тебе выплачивают щедрый гонорар. Через несколько дней ты уезжаешь с Композитором в турне в поисках своей мечты, своей Америки.

Население в окрестностях вулкана Сент-Хеленс эвакуируют: вулкан изрыгает столп пара и пепла высотой порядка трех тысяч метров. Пепел черным снегом ложится на ветровое стекло трейлера.

Ким смотрит на тебя поверх томика «Оставленных», а ты на нее поверх «Чтения “Лолиты” в Тегеране». Иногда ты прерываешься, чтобы выписать цитату из книги в дневник цветным фломастером, как будто это конспект подпольного семинара Азар Нафиси по литературе [92] Иранскую писательницу Азар Нафиси выгнали из Тегеранского университета, где она преподавала английскую литературу, за отказ носить платок, после чего она продолжила вести курс тайно у себя на квартире. Эта история легла в основу автобиографического романа «Чтение “Лолиты” в Тегеране» (2003), ставшего бестселлером в США и переведенного на 32 языка. :

Зеленым фломастером: «Любопытство – это высшая форма неповиновения».

Синим: «Высшая форма морали – даже у себя дома не чувствовать себя как дома».

Красным: «В хорошем романе комфортная на первый взгляд среда становится некомфортной».

– О чем книга? – спрашивает Ким, и ты вздрагиваешь. Она разглядывает обложку: на ней изображены две иранские девушки; их головы склонены, будто они читают одну книгу, а черные платки ниспадают так, что, кажется, две головы вырастают из одного тела.

В тоне Ким тебе чудится что-то тревожное: сарказм или, возможно, обвинение. Ты вдруг чувствуешь потребность защитить книгу и одновременно осознаёшь, насколько это иронично: ты защищаешь книгу о том, как другие вынуждены защищать книги. Ты пытаешься рассказать о содержании как можно более простыми и невинными словами: это мемуары о женском книжном клубе в Иране; женщин подавляют иранское общество и собственные семьи, но, читая запрещенную западную литературу, они приходят к более глубокому пониманию природы угнетения и находят возможность освободиться от гнета. Однако Ким не устраивает такой ответ. Она хочет поговорить о другом, о более насущном – о том, что происходит у нее под носом. На самом деле она, как и множество американцев, собирающихся в эти дни за обеденным столом или у офисного кулера, на церковных пикниках или семейных праздниках, желает выразить свое негодование, и еще до начала разговора ты понимаешь это, как и то, что беседа вряд ли пройдет мирно.

– Скажи мне, – произносит она, – а почему в их религии считается, что нас можно убивать?

«Скажи-ка лучше ты мне, Ким, разве не ты читаешь христианский роман из серии “Оставленные”? Литературную фантазию о том дне, когда все нехристиане умрут мучительной смертью, предсказанной в Откровении Иоанна Богослова, а ты и другие христиане вознесутся на небеса? Ты тоже, как и мусульмане, ожидаешь встретить в раю семьдесят девственниц?»

Однако ты не говоришь этого. Потому что тебе страшно. Но чего ты боишься? В отличие от Азар Нафиси, ты живешь не в постреволюционном Иране, тебе не надо опасаться аятолл или тайной полиции. Единственное, чем ты рискуешь, – твоя работа, но, если быть до конца откровенной, ты боишься оказаться в неловком положении. Боишься, что Ким рассердится на тебя. Что ты перестанешь ей нравиться.

Именно поэтому ты решаешь ответить так, чтобы угодить «и нашим и вашим».

– Мне кажется, теракты скорее связаны с политикой, чем с религией, – осторожно начинаешь ты. – Но я согласна с тобой, у самих террористов могут быть религиозные мотивы. Например, угонщики самолетов 11 сентября наверняка думали, что совершают богоугодное дело.

– Но мусульмане не верят в Бога, – возражает она.

– Как это не верят? – ее слова шокируют тебя, хотя ты понимаешь, что, наверное, чего-то подобного стоило ожидать. – Вообще-то это оскорбительно по отношению к мусульманам. «Аллах» и значит «Бог» по-арабски. И большинство мусульман – обычные добрые верующие люди, такие же как верующие христиане. В Коране и Библии есть много совпадений…

– Аллах не Бог! – вдруг в ярости кричит она. – Он не Бог! Этого просто быть не может!

Швырнув свою книгу на пол, она убегает в комнату Композитора и хлопает дверью.

Через несколько часов вы паркуетесь у здания местного филиала Пи-би-эс в Портленде, и ты пытаешься с ней помириться. Ты не понимаешь, зачем тебе это: наверное, ты просто хочешь вернуть покой и гармонию в свой маленький мирок. Еще не хватало, чтобы ближневосточная война захватила и ваш дом на колесах.