Евгений Матонин - Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

В начале XX века на военных флотах мира происходили большие изменения. Ведущие морские державы захватила так называемая «дредноутная лихорадка», которая началась после того, как в 1906 году англичане ввели в строй новый линкор «Дредноут» (в переводе «Неустрашимый»). Это был первый в мире корабль с паротурбинной силовой установкой, работавшей на мазуте, и орудиями только большого калибра (десять 12-дюймовых, то есть 305 мм). По тем временам он отличался высокой скоростью (21 узел) и большой огневой мощью.

Новый линкор стал родоначальником целого класса похожих кораблей, которых так и назвали — дредноутами. В гонку по их строительству вступили, прежде всего, Англия и Германия, которые рассматривали друг друга как наиболее вероятных противников в будущей войне. Англичане вскоре объявили, что на закладку каждого нового германского дредноута они ответят двумя.

Включились в гонку и другие страны — Австро-Венгрия, США, Италия, Франция, Япония. Она привела к тому, что всего за три-четыре года дредноуты серьезно устарели, а к началу Первой мировой войны на смену им пришли «сверхдредноуты» — линкоры с орудиями калибром в 13,5 (343 мм), 14 (355 мм), 15 (381 мм) и даже 16 дюймов (406 мм).

Россия тоже не осталась в стороне. В июне 1909 года она заложила сразу четыре дредноута на Балтике, строительство каждого из которых длилось очень долго — в среднем пять с половиной лет. Эти корабли — «Гангут», «Севастополь», «Полтава» и «Петропавловск» — вошли в строй уже после начала войны. В 1911 году были заложены еще три дредноута на Черном море — «Императрица Мария», «Императрица Екатерина Великая» (введены в строй в 1915 году), «Император Александр III» (введен в строй в 1917 году).

Русский флот, восстанавливающийся после разгрома в войне с Японией, нуждался в современном оборудовании, которое зачастую не имели возможности производить заводы в самой России. Многое заказывалось за границей — в частности, как в Англии, так и в Германии, у того же концерна «Блом унд Фосс». Разумеется, немцы передавали в Россию не только готовые изделия, но и чертежи, различную техническую документацию, инструкции по эксплуатации. И многое из этого проходило через руки Рейли. Он получал неплохие комиссионные за размещение заказов на русских заводах. Заодно завязывал нужные знакомства.

Тут, конечно, было где разгуляться — как бизнесмену, так и разведчику.

Пробыв некоторое время в русской столице, Рейли уехал по делам в Европу, а затем вернулся в Петербург. И снова попал под наблюдение. На этот раз следили за ним довольно долго — 18 дней подряд. Ежедневно филеры Петербургского охранного отделения составляли подробные отчеты, куда и когда ходил их подопечный и с кем он встречался.

В ГАРФ сохранились две папки с этими отчетами — «Справки по делу Рейллэ, кл[ичка] “Комиссионер”» и «Сведения по делу Рейллэ, кл[ичка] “Комиссионер”». Наблюдали за Рейли с 11(24) сентября 1905 года и делали это очень тщательно, буквально по минутам отслеживая, куда он пошел, в какой подъезд заходил и на какой этаж поднимался, сколько времени находился дома или в гостях, с кем встречался и сколько времени продолжалась эта встреча и т. д. Например, из донесения филеров от 12(25) сентября, мы узнаем, что «Комиссионер», проживающий на Казанской улице, 2, вышел из дома в 5 часов 30 минут вечера, пошел по Невскому проспекту, зашел в парикмахерскую в доме 24, где пробыл 20 минут. Потом сел на извозчика и поехал к дому 55 по тому же Невскому. Зашел в подъезд, вышел из него через 10 минут, поехал на извозчике в гостиницу «Европейская», где пробыл 1 час 20 минут. Потом возвратился домой и больше, доносили филеры, «выхода его не видели».

День 13(26) сентября оказался для Рейли куда более насыщенным. В 11.15 он вышел из дома, на извозчике поехал на Итальянскую улицу, 2, там пробыл пять минут, потом возвратился домой. Вторично вышел из дома в 13.05. На извозчике поехал в гостиницу «Европейская», откуда вышел через 40 минут и снова вернулся домой. В третий раз вышел из дома в 14.45. На извозчике поехал по Невскому, зашел в дом 55, но скоро оттуда вышел. «Дойдя до Владимирского проспекта, сел на лихача и проехал по Невскому проспекту, дом № 94 в меняльную контору Цветкова. Через 10 вышел и на том же извозчике поехал домой». В четвертый раз вышел из дома в 15.40. На извозчике поехал по Морской улице и был упущен филерами из вида. Домой приехал в пять часов.

В пятый раз вышел из дома в семь часов вечера, на извозчике поехал по Невскому проспекту, к дому 55. Пробыл там 20 минут. По выходе поехал на лихаче по Преображенской улице в дом 25, где пробыл три часа. Затем на извозчике возвратился домой, и «больше выхода его не видели».

Так же плотно за Рейли наблюдали и в последующие дни. Места, где он бывал наиболее часто, проверили. Оказалось, что в доме 55 по Невскому находились «Северные меблированные комнаты», а Рейли встречался там с неким уссурийским купцом 2-й гильдии Александром Барашко. В доме 25 по Преображенской, где «Комиссионер» вечером 13 сентября задержался аж на три часа, в квартире 14 проживал Михаил Милонов, тридцати трех лет, служащий Главного управления государственного коннозаводства и городской управы. Жил он вместе с женой Марией Владимировной, сорока четырех лет, платил за квартиру 80 рублей в месяц и имел прислугу.

Выяснили наблюдатели, что делал Рейли и в гостинице «Европейская», где он часто бывал. Обычно он заходил в буфет и читальню и интересовался у швейцара, не приходило ли на его имя писем. В гостинице, отмечали агенты сыска, его хорошо знают — ведь Рейли жил там, когда приехал в Петербург. Чуть позже они докладывали, что Рейли продолжает ежедневно посещать в «Европейской» «великобританского подданного», инженера Георга Генриха Бродегана и встречается с ним «по делу», то есть по коммерческим вопросам.

Филеры сообщали 16(30) сентября, что Рейли накануне дважды заходил в дом 15 по Морской улице, где находятся магазин кроватей, магазин фотографических принадлежностей «Томпсон» и Торговый дом «Гинсбург и К o». «В какой магазин или торговый дом заходил “Комиссионер”, сведений не добыто», — констатировали они. Ну а мы-то вполне можем предположить, что Рейли заходил к своему знакомому по Порт-Артуру Моисею Гинсбургу. Может быть, и в фотомагазин заглянул — его очень интересовала фотография.

За Рейли следили до 29 сентября (12 октября). Потом наблюдение, судя по всему, сняли. Почему? Логично предположить, что ничего подозрительного в его поведении и передвижениях по городу не обнаружили. Скорее всего, как и в начале 1905 года, за ним следили по более общим соображениям — как за иностранцем вообще. А, возможно, еще пытались понять, не имеет ли он какого-то отношения к революционному подполью. Впрочем, Рейли еще не раз будет попадать под «негласное наблюдение», и у многих в Петербурге еще будут появляться сомнения — а не шпион ли он?