Евгений Матонин - Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

Понятное дело — в их показаниях Рейли выглядел далеко не самым симпатичным человеком, жестоким и циничным дельцом, готовым ради денег практически на все и проворачивавшим какие-то темные сделки и махинации, с мутным прошлым, из которого тянулся хвост слухов о том, что он шпионил на японцев, аморальным типом, оставившим, по слухам, в Петербурге «жену и двоих детей», многоженцем, имеющим нескольких любовниц.

Одну из таких любовниц агенты разыскали. 28-летняя Беатрис Мадлен Тремен работала моделью в ателье по пошиву дамской одежды. Потом Рейли поселил ее в пансион благородных девиц в городке Орандж, штат Нью-Джерси, и платил за ее содержание 280 долларов в месяц. Вскоре ей начали предлагать небольшие роли в кинокартинах. Тремен рассказывала, что они с Рейли собирались в будущем пожениться. Он якобы говорил ей, что вскоре разведется с Надеждой. Знала ли сама Надежда о его связи с Беатрис — неизвестно.

Следователи-добровольцы допрашивали Беатрис Тремен несколько раз и явно добивались от нее каких-то фактов, которые бы подтвердили их версию о возможной причастности Рейли к шпионажу в пользу Германии. Но, к их явному разочарованию, она категорически отвергла эту возможность, заявив, что никогда не поверит, что Рейли мог бы предать свою страну. К тому же она добавила, что, несмотря на то, что он уехал неизвестно куда, он по-прежнему присылает ей деньги.

Затем агенты решили вскрыть сейф в конторе Рейли (большой вопрос, насколько законной была эта операция). В конторе они нашли чемодан, а в нем связки каких-то писем. С помощью переводчиков письма прочитали, но оказалось, что это любовная переписка между Рейли и Надеждой — она подписывала свои письма «котик» или «кисонька». В сейфе же обнаружили большое количество заключенных военных контрактов и чеков на крупные суммы. Следователи-энтузиасты сделали глубокомысленный вывод, что Рейли пользовался «колоссальной политической поддержкой в России».

Даже Эндрю Кук, мягко говоря, не симпатизирующий Рейли, признает, что результаты расследования оказались скудными и неубедительными. Рейли, конечно же, не занимался шпионажем против США. Учитывая дальнейшие события, логично было бы предположить обратное: он каким-то образом поддерживал негласную и неафишируемую связь с кем-то из британских спецслужб. Возможно, со своим прежним «куратором» Уильямом Мелвиллом.

Что касается показаний против него, то опять-таки можно согласиться с Куком; возникает вопрос: насколько они были объективны и насколько им можно верить? Ведь многие из этих свидетелей сами занимались подобным же бизнесом, сами зарабатывали свои комиссионные, вели жесткую конкурентную борьбу с тем же самым Рейли и были бы не прочь потопить своего конкурента.

А их конкурент к тому времени занимался уже другими, куда более глобальными и куда более опасными делами. Он был уже не предполагаемым, а настоящим, «штатным» шпионом. Или разведчиком — кому как нравится.

Весной 1917 года в жизни Рейли происходят резкие изменения. Вскоре после вступления Америки в войну он исчезает из отеля «Сент-Реджис» и из Нью-Йорка вообще. Перед этим он кладет большую сумму денег на счет своей жены Надежды.

Где же он находился весной, летом и осенью 1917 года? Робин Брюс Локкарт и последняя жена Рейли Пепита Бобадилья утверждали, что он выполнял специальные задания в тылу немецких войск и даже несколько раз пробирался на территорию Германии, перелетая линию фронта на аэроплане. «Его заслуги высоко оценили, а его подвиги в Германии стали легендой», — писала Пепита. Какие это были подвиги она, правда, не уточнила. Американский историк Ричард Спенс считает, что летом — осенью 1917 года Рейли приезжал в Россию в группе летчиков-канадцев Королевского летного корпуса (почему именно канадцев — об этом немного ниже). О том, что Рейли был в 1917 году в Москве, вспоминал и журналист Алексей Ксюнин. В очерке «Джентльмен — Сидней Рейли», опубликованном в сентябре 1931 года в русской эмигрантской газете «Руль» в Берлине, он отмечал: «Свиделись снова в совершенно неожиданной обстановке — в дни Московского Совещания [19] Московское государственное совещание проходило в Москве 12(25)—15(28) августа 1917 года в Большом театре. Было созвано Временным правительством как всероссийский политический форум. В нем участвовало 2500 человек, представляющих различные политические силы. Открывая совещание, министр-председатель Временного правительства Александр Керенский заявил, что «железом и кровью» раздавит все попытки сопротивления «законной власти». В советское время совещание расценивалось как попытка сговора всех контрреволюционных сил, хотя делегация большевиков тоже участвовала в нем. .

Кабинет “Эрмитажа”. Борис Савинков, Аладьин [20] Эсер Борис Викторович Савинков (1879–1925) на тот момент был товарищем военного министра Временного правительства. Алексей Федорович Аладьин (1873–1927) — бывший трудовик и депутат Государственной думы, поддержавший выступление генерала Л. Г. Корнилова. … Борис Суворин и Рейли.

Последний пришел вместе с Савинковым и держался все время около него… Разговаривали о Корнилове [21] Генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов (1870–1918) занимал пост Верховного главнокомандующего. 28 августа (10 сентября) выступил против Временного правительства, за что был обвинен в мятеже и арестован. и о его выступлении на Совещании, — о Викторе Чернове [22] Виктор Михайлович Чернов (1873–1952) — один из лидеров партии социалистов-революционеров. , который поднялся на эстраду Большого театра в калошах и с зонтиком, о Керенском, который во время речей обрывал представителей армии и не дал слова генералу Алексееву [23] Имеется в виду бывший Верховный главнокомандующий генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев (1857–1918). . В театре меня вызвали на галерку, где скромный Михаил Васильевич Алексеев, взволнованный до слез, уговаривал Корнилова и Каледина немедленно покидать Москву и возвращаться на фронт. Все три генерала чувствовали себя оскорбленными, подавленными и не видели никакого исхода. Тут же был Савинков, что-то горячо доказывал Корнилову, потом отошел и мрачный забился в угол. Создавалось впечатление, что он оторвался от Керенского и не пристал к Корнилову.

Говорили Рейли и Аладьин. Оба ругали Керенского. Обоих возмутила разница в поведении председателя Совещания в отношении главнокомандующего, и атаманов, и тех большевиков, которые занимали ложи бенуара и чувствовали себя уже хозяевами положения.

— Предательство, — кричал Аладьин, — неужели вы не видите, что всюду предательство, что на фронте предают и что Керенский этого не видит!..