Евгений Матонин - Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

Как говорил впоследствии Рейли, именно из Вологды в начале мая 1918 года он отправился в Москву, где пробыл почти до середины сентября. Это был один из самых бурных и опасных периодов его биографии. Во многом благодаря своей деятельности в советской столице весной и летом 1918 года Рейли и приобрел ореол «суперагента». Да и сам он отзывался о тех планах, которые пытался осуществить в это время, весьма пафосно: «Успех этого плана изменил бы историю мира» и «Я чуть было не стал повелителем России».

«Планов громадье», как выразился бы классик советской поэзии.

Рейли появился в Москве 7 мая 1918 года. «Было жарко. Бульвар купался в солнечных лучах. Непонятно, как солнце могло так сиять, а мир продолжать свое прежнее существование, когда в Москве происходили такие страшные вещи. Неужели небо равнодушно? Неужели солнце не меркнет, взирая на человеческие преступления?» — вспоминал он позже.

Москву в то время вполне можно было назвать «городом контрастов». «Жизнь в Москве в 1918 году была странная, — замечал в мемуарах белый офицер и эмигрант Сергей Мамонтов. — С одной стороны, ели воблу, с другой — тратили большие деньги, так как чувствовали, что все пропало. Большевистская власть еще не вполне установилась. Никто не был уверен в завтрашнем дне».

Люди, попадавшие в Москву из уже голодного Петрограда, с удивлением замечали, что революция еще не уничтожила в старой русской столице все «пережитки проклятого прошлого», в том числе и ночную богемную жизнь, которая проходила в многочисленных кафе. «Москва все еще любила поесть, — вспоминал писатель Илья Крем-лев, — на всех углах торговали давно исчезнувшими в Питере пирожными и шоколадом “Жорж Борман”, жареный гусь перекочевал из закрывшихся трактиров в артистические кафе и тайные кабачки, расплодившиеся в неимоверном количестве, но его подавали уже холодным, почти миниатюрными порциями и с красной, сильно проперченной капустой…

Врубелевская мозаика на фронтоне гостиницы “Метрополь” была побита пулями и осколками трехдюймовых снарядов, у Никитских ворот чернели обгорелые руины дома Голицына, на Тверской стены многих домов были исцарапаны пулями, и эти несмываемые следы октябрьских боев подчеркивали своеобразный облик послереволюционной Москвы».

«Своеобразный облик послереволюционной Москвы» с еще весьма зыбкой новой властью дополняли различные политические, дипломатические, коммерческие, криминальные и прочие интриги, проекты, заговоры и переговоры, которые возникали как грибы после дождя и исчезали так же быстро, как будто по лесу прошла целая толпа грибников.

Московский май, июнь и июль 1918 года по понятным причинам оказались как бы в тени событий петроградского октября 1917-го. А зря. Это время было не менее важным или даже судьбоносным, как любили выражаться в советскую эпоху. Именно тогда начала окончательно вырисовываться политика советского правительства — как на внутреннем, так и внешнем фронтах. В стране разгоралась Гражданская война, и именно эти месяцы стали переломными в отношениях большевиков еще с остававшимися у них союзниками в лице левых эсеров и с бывшими союзниками России по Антанте.

Легенда гласит, что Рейли приехал в новую столицу Советской России чуть ли не в полной форме офицера британской армии. Писательница Нина Берберова описывала его так: Рейли был «высокого роста, черноволос, слегка тяжеловат, с крупными чертами самоуверенного, несколько надменного лица… Рейли, несомненно, был человек незаурядный, и даже на фотографиях лицо его говорит об энергии и известной “магии”, которая в этом человеке кипела всю жизнь».

Свою самоуверенность и энергию Рейли продемонстрировал сразу же после приезда в Москву. Вроде бы чуть ли не с вокзала он отправился прямо в Кремль и потребовал встречи с Лениным. Он заявил, что прибыл в Россию по поручению правительства Великобритании. Как ни парадоксально, но Рейли разрешили пройти в Кремль, но встречу с Лениным все же организовывать не стали. Вместо Ленина его принял управляющий делами Совнаркома Владимир Бонч-Бруевич. Странный англичанин объяснил ему, что приехал по личному распоряжению премьер-министра Великобритании Дэвида Ллойд Джорджа с целью получить сведения о целях и деятельности правительства большевиков. Рейли сказал, что в Лондоне не удовлетворены теми донесениями, которые присылает туда глава британской миссии в Москве Локкарт, поэтому ему и поставили задачу восполнить дефицит информации.

Изумленный Бонч-Бруевич не знал, как ему реагировать на столь необычное появление «посланца британского премьера», но пообещал передать все в нужные инстанции. И передал. В шесть часов вечера Локкарту позвонил заместитель наркома иностранных дел Лев Карахан и, рассказав об этой удивительной встрече в Кремле, поинтересовался: кто такой этот Сидней Рейли? Он серьезный человек или нет? Или просто какой-то авантюрист? Но Локкарт ничего не смог ответить, потому что сам ничего не знал. Он уже был готов сказать, что это, очевидно, какой-то ненормальный или переодетый англичанином русский, но в последний момент сдержался и ответил, что все узнает и сообщит о результатах своего расследования позже.

Локкарт вызвал к себе главу резидентуры СИС в Москве Эрнста Бойса и спросил у него, что это все могло бы значить. К его удивлению, Бойс ответил, что знает о Сиднее Рейли и что этот офицер разведки действительно должен был прибыть на работу в Москву. На следующий день сам Рейли пришел на прием к Локкарту. Он рассказал, что действительно был в Кремле и говорил с Бонч-Бруевичем, а все остальное — насчет задания премьер-министра и прочее — это лишь плод его фантазии. «Я не мог прийти в себя от наглости этого господина, — вспоминал Локкарт, — передо мной был английский агент, за безопасность я в некоторой степени являлся ответственным… которого мне, может быть, придется спасать и который, если я от него не отрекусь, может меня скомпрометировать. Он был значительно старше меня, но я все же отчитал его, как школьника и пригрозил ему, что приму меры к его отъезду. Он выслушал мою филиппику, не протестуя и не моргнув глазом, и начал извиваться в извинениях, что мне, в конце концов, стало смешно. Мне удалось кое-как уладить дело, не возбуждая подозрений Карахана». Так, по словам Локкарта, он и познакомился с человеком, который потом прославился «во всем мире как образцовый английский шпион».

Вскоре Рейли познакомился и со своим коллегой Джорджем Хиллом. «Ему было дано задание выяснить обстановку в России, сложившуюся в результате прихода к власти большевиков… — рассказывал Хилл в своих мемуарах. — Это был черноволосый джентльмен, ухоженный, весьма экзотического вида, который великолепно владел английским, русским, французским и немецким языками, хотя, странное дело, на каком бы языке он ни говорил, он сохранял свой иностранный акцент». В отличие от встречи с Локкартом знакомство Рейли с Хиллом прошло успешно. Хилл отмечал, что они понравились друг другу с первой встречи и он увидел, что Рейли — человек дела, «с невероятной ясностью охватывающий ситуацию». И хотя они работали на разные организации, но быстро договорились о сотрудничестве.