Максим Баженов - Мой учитель Филби

Я, молодой идеалист-романтик, посоветовался и через несколько дней браво доложил Валерию Николаевичу, что так точно, готов служить хоть на Курилах. Уж больно хотелось мне стать Штирлицем, фильм о котором недавно вышел на экран и покорил весь советский народ, в том числе, конечно же, и меня.

Если бы не добряк Валерий Николаевич, не видать мне разведки как своих ушей. Он спас меня дважды.

Во-первых, при проверке выяснилось, что моя теша во время войны состояла в браке с одним из руководителей пожарной охраны города. Следовательно, он являлся сотрудником НКВД, так как пожарные в ту пору относились к милиции, входившей в наркомат внутренних дел. Латыш по национальности, Петерис Эглитис прожил с молодой женой всего месяц, после чего был заброшен в фашистский тыл с ответственным заданием и приказом живым в плен не сдаваться. Но он получил тяжелое ранение, все-таки попал в плен, бежал и по возвращении к своим осужден на длительный срок как предатель.

Моя супруга никакого отношения к Петерису, затерявшемуся в сталинских лагерях, не имела, не считая его фамилии. Тем не менее по канонам КГБ брежневской эпохи этого было достаточно для того, чтобы поставить жирную точку на моих перспективах быть допущенным к работе в органах, а тем паче в разведке.

Однако Валерий Николаевич не поленился разыскать в Риге престарелого Петериса, давным-давно реабилитированного за несостоятельностью осуждения. Он доказал руководству, что дело это выеденного яйца не стоит.

Второй раз помощь от него пришла через несколько недель после начала моей учебы на разведчика. Перлюстрация корреспонденции вскрыла давний факт обмена письмами вежливости с американской студенткой, с которой я познакомился во время поездки в США. Пропесочили меня не на шутку, но Валерий Николаевич все же сумел отстоять своего протеже.

Еще до выпускных экзаменов в университете я был вызван в Москву, определен на постой в многоместном номере гостиницы «Пекин» и на следующий день явился на мандатную комиссию, выносящую судьбоносные решения о зачислении в ПГУ – Первое Главное управление КГБ СССР.

В разведке хорошо помнят известного генерала, начальника Третьего, английского, отдела, а затем резидента в США Дмитрия Ивановича Якушкина. Крупный красавец с барскими манерами и крутым характером, выходец из дворянства – вы ведь наверняка помните десятую главу «Онегина»: «Меланхолический Якушкин, казалось, молча обнажал цареубийственный кинжал» – и при этом несгибаемый коммунист, владелец одной из лучших в России библиотек по декабристам и мемуарной литературе, вообще на редкость незаурядная, харизматичная личность.

Дмитрия Ивановича я видел только один раз, но в один из самых важных моментов жизни. Незадолго до своего ухода из английского отдела он приехал в особняк ПГУ на Остоженке, чтобы перед мандатной комиссией лично принять решение о нескольких кандидатах, планировавшихся к распределению под его начало. Проглядывая мое личное дело, Якушкин обратил внимание на то, что новобранец из семьи музыкантов.

– Искусство любите? – как бы невзначай поинтересовался он.

– Конечно.

– А Ростроповича?

Поясню, что дело было в 1974 году, как раз после выдворения из СССР Солженицына, а вслед за ним и Мстислава Ростроповича.

– О, да. Это же лучший в мире виолончелист!

Дмитрий Иванович оторвался от чтения моего личного дела, поднял на меня затуманенный взор и осведомился:

– А вы осознаете, что теперь, после поступления на службу в КГБ, Ростропович становится вашим врагом?

– Так точно, – по-дурацки отрапортовал я.

Якушкин посмотрел мне в глаза долгим-предолгим взглядом, в котором сквозила то ли жалость, то ли насмешка.

– Спасибо. Решение мандатной комиссии вам сообщат, – сказал он.

Когда несколькими часами позже я предст;<���л перед длинным столом, за которым сидели солидные и почему-то хмурые дядьки, им, видимо, все про меня было ясно. Не особо интересуясь моей персоной, они ограничились несколькими формальными вопросами. Мол, готов? Ну и поступай на службу. Поздравляем, тебе оказана высокая честь.

Потом был одногодичный факультет КИ – Краснознаменного института разведки, который впоследствии получил имя Юрия Владимировича Андропова, а до этого был известен в профессиональном кругу разведчиков как Сто первая школа. В первый же день мне присвоили псевдоним для внутреннею пользования, который начинался стой же буквы, что и моя настоящая фамилия, в целом был созвучен ей, но все-таки немного прикрывал мою настоящую личину. Предосторожность нелишняя, поскольку среди выпускников КИ время от времени попадались предатели, сдававшие неприятелю все и вся, включая своих бывших однокурсников.

Правда, за время моей службы в разведке система эта однажды дала сбой. Предателем оказался секретарь парткома КИ, в распоряжении которого находился аккуратненький списочек. Слева настоящие фамилии слушателей, справа псевдонимы.

Скажу еще кое-что о конспирации разведчиков, причем не только наших. Знакомый болгарин, коллега, постигавший азы науки шпионажа на соседнем объекте в Подмосковье, рассказал мне такую историю.

Группа молодых разведчиков из стран социалистического лагеря занимается спортом за высоким глухим забором засекреченного объекта. С другой стороны забора играют в футбол мальчишки из деревни, расположенной рядом. Вдруг за секретный забор залетает мяч. Гробовая тишина.

Затем раздается робкий мальчишеский голосок:

– Дяденьки шпионы, перекиньте, пожалуйста, мяч!

Наверно, это универсально, если верить свидетельству Тима Милна, соратника и близкого друга Кима Филби по службе в Сикрет Интсллиджснс Сервис. По его воспоминаниям, в голы Второй мировой войны сотрудников одного из подразделений британской разведки, глубоко законспирированных за пределами Лондона, легко идентифицировал клерк местного банка. Как? Очень просто. Только разведчикам выдавали зарплату пятифунтовыми купюрами, самыми крупными в то время, и они беспрестанно прибегали в банк, чтобы разменять их.

Как тут не вспомнить известный анекдот про американского шпиона, которого повязали в российской глубинке.

– Но как же так? – недоумевал он. – Ведь я нигде не прокололся, в ватнике ходил, и даже акцент у меня идеальный, не отличить от местных жителей.

– Да, – отвечают ему наши контрразведчики. – Но у нас на Рязаншинс отродясь негров не было.

Прекрасным был этот год учебы! Житье в комфортабельном пансионате недалеко от Москвы. Теннис летом и лыжные кроссы по окружающим лесам и полям зимой. Обучение вождению и фотоделу. Занятия по истории и практике разведки и интенсивный курс иностранного языка.