Максим Баженов - Мой учитель Филби

А зря! В сейфе моем, например, долгие годы лежали все оперативные дела знаменитой «кембриджской пятерки» советских агентов – Кима Филби, Дональда Маклина, фамилия которого иногда пишется как Маклейн, Гая Берджесса, Энтони Бланта и Джона Керн кросса. Были и другие не менее интересные дела, за возможность заглянуть в которые английские спецслужбы многое бы отдали. Уже тогда я об этом догадывался, но все как-то дело не шло дальше того, чтобы рассеянно пролистать с десяток страниц исторической информации. В конце концов я с облегчением спихнул этот бесценный клад в архив. Эх, молодо-зелено.

Очень важным делом казалось нам, молодым сотрудникам, дежурство по отделу. Вечером задерживаешься дольше всех, проверяешь, все ли в порядке в каждом кабинете, опечатываешь их и сдаешь контрольный ключ дежурному по главку. Утром приезжаешь первым, раздаешь сотрудникам ключи и вместе со сменщиком, вытянувшись в струнку, докладываешь начальнику отдела:

«Товарищ полковник! За время моего дежурства произошло то-то и то-то – чаше всего не происходило ничего. Дежурство сдал – звание – такой-то».

Но самым ответственным поручением было замещение начальника у батареи, состоящей из полудюжины телефонов, во время его отлучек из кабинета. Следовало отвечать: «Аппарат товарища Грушко», затем безошибочно принимать решение насчет того, как распорядиться полученной информацией: то ли спокойно дождаться прихода начальника с обеда, толи срочно подключить его заместителей, принимающих оперативные решения. С шефом разведки все ясно – самый главный аппарат, да еще с мигающей лампочкой и пронзительным звонком. Но по телефону правительственной связи могли позвонить и члены Политбюро, и министры, и даже – страшно подумать! – сам Леонид Ильич Брежнев. Одна-единственная ошибка в приеме звонков могла стоить карьеры.

В одно из дежурств Виктор Федорович Грушко посадил меня в своем кабинете и стремглав побежал к начальнику разведки. Вернулся он минут через пятнадцать. Рот до ушей, легкий свежий запах коньячка, а в руках – генеральские погоны.

Грушко небрежным движением бросил их настоя и произнес:

– Вот как это бывает. Желаю вам тоже дослужиться. А теперь огромная просьба: сбегайте в буфет и притащите побольше самых вкусных бутербродов.

Когда подоспели бутерброды, в кабинете уже толпилось с десяток генералов, а стол был уставлен изысканнейшими напитками из личных запасов Виктора Федоровича. Дежурство мое в тот вечер закончилось глубоко за полночь. Но зато наутро я получил привилегию первым отрапортовать не полковнику, а товарищу генералу.

– Вольно! – ответил Грушко, отпустил нового дежурного и сердечно поблагодарил меня за активное участие во вчерашнем мероприятии.

Все первые годы работа моя процентов на 99 была связана с просиживанием штанов в Ясенево, за забором, как мы между собой говорили. Поэтому меня радовали любые нечастые отлучки. Среди них не ахти каким ярким, но все же событием были дни, когда нас выставляли в оцепление при проезде генсека с государственными гостями по правительственной трассе или на Красной площади накануне 7 ноября и 1 мая.

Вдоль правительственной трассы стояли с определенным интервалом солдатики внутренних войск, милиционеры и мы, оперативные работники разведки. Тут вот что интересно. Ставили нас, невзирая на погоду, раньше всех, а снимали последними, порой через час после проезда правительственного кортежа. Какие соображения были у руководства КГБ и нашего главка, до сих пор остается для меня загадкой. Какая была нужда рисковать расшифровкой молодых разведчиков? Ведь нас легко могли заснять на пленку иностранные журналисты.

Запомнился мне такой эпизод. Стою я себе, молодой и красивый, на Ленинском проспекте в сером партикулярном плаще и шляпе того же цвета. Рядом ватага старшеклассниц с шариками и флажками, снятых с занятий, чтобы приветствовать генсека.

Одна из них игриво смотрит на меня и громко говорит подругам:

– Посмотрите на него: ну прямо форменный шпик!

Забавных эпизодов, конечно, случалось немало, но это вовсе не означает, что мы маялись от безделья. Работы, в ходе которой мы медленно, но неуклонно постигали премудрости разведки, было невпроворот. Читались и анализировались огромные объемы почты, поступающей от резидентуры. Мы составляли проекты ответов на эти документы, которые потом редактировались руководством. Именно мы, молодые салаги, проверяли по учетам центра всех иностранцев, попавших в поле зрения наших коллег за кордоном, и координировали на низовом уровне контакты с другими подразделениями ПГУ и КГБ. Мы не хуже профессиональных упаковщиков заворачивали в коричневую бумагу коробки с представительскими матрешками, красной и черной икрой и кубинскими сигарами. Всех наших многообразных занятий просто не перечислить. Но самая большая польза, безусловно, была от общения с приезжающими в отпуск или окончившими командировку уже заматеревшими разведчиками из-за бугра.

Одно дело – читать сухие письма или телеграммы, и совсем другое – слушать сдобренный русским матерком живой рассказ о человеке или событии, который порой разительно отличается от того, что изложено на бумаге. В справке одного деятеля из Австралии было, например, написано, что он сразу при выходе из посольства сумел избавиться от наружного наблюдения. Спрашиваем, как это получилось.

– Очень просто, – отвечает этот герой. – У нас вокруг посольства кусты, а за ними поле, поросшее бурьяном. Я прыгнул в кусты и пополз по-пластунски.

Мы, слушатели, шокированы. Дескать, как это так, по-пластунски?

– А вот так.

Рассказчик, солидный дядя, ложится на паркет и демонстрирует, как он полз сквозь вражеский бурьян на встречу с агентом.

Другого отпускника, прибывшего из Исландии, мы стали расспрашивать про шифротелеграмму, насмешившую нас в свое время, которая начиналась с фразы: «В Исландии извергнулся вулкан». Неужели ничего по-настоящему важного в стране не происходит? Наш коллега терпеливо разъяснил нам, насколько это важно, причем в самом широком плане, не только для разведки, но и для экологии, климата и даже мирового воздушного сообщения. В справедливости такого подхода мы все могли убедиться, когда в 2010 году в результате извержения исландского вулкана с труднопроизносимым названием Эйяфьяллайекюлль было надолго парализовано воздушное сообщение в огромном регионе Северной Атлантики.

Мы встречали и провожали отпускников в аэропорту или на вокзале, доставали им путевки в санаторий, курировали их родственников во время загранкомандировки, передавали им посылочки, полученные с диппочтой. В награду сами получали закордонные подарочки в виде сигарет, виски, ненашенских канцтоваров и прочих приятных, отнюдь не бесполезных мелочей.