Дженнифер Уорф - Посреди жизни

Они обе рассмеялись, и из уголка рта матери потекла слюна. Мэгги нежно вытерла ее и поцеловала мать. Она прошептала:

– Нам было так здорово, правда, мамочка! И будет здорово, когда тебя выпишут. Я всегда буду рядом, чтобы заботиться о тебе.

Присцилла приехала на следующий день. Она была высокой, стройной и чинной, с таким спокойным лицом, как будто ничто не может вывести ее из себя, а из-за узких ноздрей казалось, что она все время презрительно фыркает, особенно когда она поджимала губы и поднимала брови.

Несмотря на кажущееся самообладание, Присцилла была очень напряжена – чувствовалось, что ей не по себе. Больница никогда не была частью ее жизненного опыта, и здесь она не могла контролировать происходящее. Еще до встречи с матерью она попросила разрешения поговорить с врачом-консультантом. Я сказала, что мисс Дженнер все утро в операционной, а днем ведет прием, и сегодня она вряд ли появится в палате. Ноздри Присциллы еще сильнее сузились, и она произнесла четким, резким голосом:

– Пожалуйста, сообщите мисс Дженнер, что я нахожусь в Лондоне в течение ограниченного времени и прошу о беседе с ней при первой же возможности.

Я пообещала поговорить с мисс Дженнер и спросила, не хочет ли Присцилла повидаться с матерью? Она сухо ответила:

– Да, конечно.

И я отвела ее в боковую палату, где уже были две медсестры. Они вымыли миссис Догерти, сменили ночную рубашку и даже сумели вытащить ее из постели, чтобы усадить в кресло. Одна из них стояла на коленях на полу, устраивая ноги миссис Догерти на скамеечке, а другая повязывала ей на шею нагрудник, который должен был впитывать капающую слюну. Тело больной съезжало вправо, несмотря на подушки, положенные для упора, и она пыталась смотреть перед собой, повернув голову так, чтобы левый глаз был повыше. Очевидно, она узнала свою дочь, потому что из ее горла вырвался булькающий звук и она приподняла левую руку в приветствии.

Присцилла не произнесла ни слова. Я приоткрыла окно, и одна из медсестер вопросительно посмотрела на меня – стоит ли сейчас дать миссис Догерти ее утреннее питье? Мы поняли друг друга без слов: в присутствии этой женщины всем явно не по себе, она может оказаться еще и придирчивой. Попытка напоить мать даже из специальной чашки для кормления, вероятно, будет ей отвратительна. Так что никакого кормления и питья. Ну, то есть не сейчас.

Одна из медсестер поставила стул рядом с миссис Догерти. Я спросила Присциллу, не хочет ли она чашечку кофе, но она покачала головой. Она по-прежнему молчала. Мы вышли из палаты и закрыли за собой дверь.

Через пять минут Присцилла вышла и попросила меня о разговоре. Ее самоуверенность и убежденность в своем превосходстве куда-то делись.

– Скверное дело, сестра.

– У вашей матери был тяжелый инсульт, это всегда нелегко видеть.

– Я не знала, что все будет так плохо.

Я не стала говорить, что две недели назад было еще гораздо хуже. Вместо этого я сказала:

– Все-таки ее состояние улучшается – насколько вообще можно было ожидать.

Присцилла внезапно повернулась, почти в гневе:

– Но она не может говорить!

– Не может.

– Только какие-то булькающие звуки!

– Да, к сожалению, пострадала та часть ее мозга, которая отвечает за речь.

– И что вы собираетесь с этим делать? – резко спросила она.

– Мы мало что можем сделать, кроме физиотерапии, чтобы создать условия для естественного исцеления.

– Естественное исцеление! И это все, на что вы способны? Должны быть какие-то лекарства! О каком же прогрессе современной медицины мы так много слышим?

Я задумалась. Да, чудеса современной медицины способны не дать человеку умереть от инсульта, но они не могут после него восстановить утерянную речь или контроль над движениями.

– Мне необходимо встретиться с врачом-консультантом! Мы должны обсудить, что можно сделать в этой плачевной ситуации.

Я принялась снова объяснять, что мисс Дженнер должна появиться в палате только на следующий день, но вдруг услышала в коридоре знакомый голос. «Извините, я на минутку», – сказала я и вышла. Это была мисс Дженнер.

– Привет, сестра. Мы ушли из операционной раньше, чем ожидалось, и я решила посмотреть, как дела у мисс Паттерсон. Вдруг уже можно удалить дренаж. И хотелось бы чашечку кофе.

Я сказал ей, что Присцилла, старшая дочь миссис Догерти, находится здесь и хочет поговорить с ней.

– Да-да, я только сперва зайду к мисс Паттерсон, а потом поговорим.

Чуть позже, перед тем как мы пошли на обед, я встретилась с мисс Дженнер, и она рассказала мне о своем разговоре с Присциллой:

– Она думает, что мы можем восстановить речь и движения ее матери с помощью лекарств. Удивительно, как умные образованные люди не понимают самых основ медицины!

– Совершенно верно, – засмеялась я.

– Соответственно, она думает, что раз мы этого еще не сделали, значит, мы не занимаемся больной и упустили что-то важное, – мисс Дженнер безнадежно пожала плечами. – Не знаю, что, с ее точки зрения, мы должны делать, но она требует второго мнения.

– И как же вы его получите?

– Ну что ж, я должна получить заключение гериатра для ее матери. Она не может оставаться здесь бесконечно. Это постоперационная палата интенсивной терапии. Ее нужно перевести в гериатрическое отделение. Вот это и будет второе мнение, которого требует ее дочь.

Мисс Дженнер глубоко вздохнула. Ей было за пятьдесят, и она была на двадцать лет старше меня.

– Раньше все было намного проще. Когда я была студенткой, никто просто не ожидал, что кто-то выживет после обширного кровоизлияния в мозг. Все учебники, все лекторы говорили нам, что смерть наступит через несколько часов, самое позднее через несколько дней.

– Вряд ли кто-нибудь скажет такое сейчас.

– О нет! – резко произнесла мисс Дженнер. – Никто не посмеет сказать такое. У них будут большие неприятности. Это очень опасная тема.

Мисс Дженнер ушла, а я неподвижно сидела за столом, мысленно возвращаясь на двенадцать лет назад. Мисс Дженнер произнесла те же слова, что и матрона Олдвинкл во времена моего обучения, – «это опасная тема».

Гериатр пришел, осмотрел миссис Догерти и посоветовал реабилитационный центр. Мисс Дженнер заметила, что пациентка не может долго оставаться в палате интенсивной терапии, и поинтересовалась, найдется ли для нее место в гериатрическом отделении до начала реабилитации. Найти место было непросто: слишком много больных и слишком мало коек. Оба консультанта это понимали: «Ладно, спросим в терапевтическом, там у них чаще сменяются пациенты». И действительно, пришла регистратор и сообщила, что пациентку с колитом выписывают в конце недели и будет свободная койка.