Анджей Монастырский - Шашечки и звезды

Размышления молодого пилота прервал голос капитана Грудзелишвили:

— Внимание, эскадрилья! Перед нами аэродром. Первое звено заходит на посадку, остальные на круг!

Садились поочередно на травяное, немного размокшее поле аэродрома. Офицеры из штаба дивизии уже ждали их. До полудня все полки 3-й дивизии успешно приземлились на польской земле.

…Уже несколько минут Славек беспокойно вертелся в кабине своего «яка», ожидая момента пересечения границы. Он неоднократно бывал на родине, когда доставлял самолеты. Но тогда было совсем другое дело. Тогда он приземлялся, передавал самолет, мчался в столовую, чтобы перекусить чего-нибудь горячего, и как можно быстрее возвращался на аэродром, чтобы на транспортном самолете вылететь назад, в Рогань. Времени не хватало ни на что: ни на осмотр окрестностей, ни на беседы с земляками, которых, впрочем, на полевом аэродроме он почти не встречал. «Теперь, наверное, будет по-иному. Пожалуй, более торжественно, — думал Скибина. — Возможно, устроят даже какую-нибудь официальную встречу…»

Летчик нетерпеливо посматривал вниз. Под ним простиралась заснеженная равнина. Проплывали деревеньки, рощицы, мелькали автомобильные дороги и железнодорожные линии. Слой снега заботливо прикрывал раны и увечья, нанесенные этой земле войной. Однако опытный глаз летчика-истребителя даже под снежным покровом видел очертания покинутых траншей, многочисленные впадины — воронки от взорвавшихся бомб и артиллерийских снарядов. Повсюду торчали почерневшие одинокие трубы — мертвый след, оставшийся от деревенской усадьбы, где когда-то кипела жизнь.

Прямо перед собой Славек видел машину Еремина. Но что это? Ведущий дважды накренил самолет на бок. Это какой-то знак. В чем же дело? Ах, вот что! Пилот бросил взгляд вниз и увидел контуры реки, местами замерзшей. Ведь это Буг! Пролетаем над границей! Мы уже в Польше!

Благодарное чувство к Еремину смешивается со злостью на себя за невнимательность. Как он мог так задуматься во время полета? Еще чуть-чуть — и прозевал бы границу! Переполненный радостью, Славек тут же включил радиостанцию.

— Костя! Горячо тебя приветствую и поздравляю над польской землей. Наконец-то мы дома.

Но в наушниках вместо голоса Кости раздался голос Василия Бородаевского. Командир эскадрильи не в восторге от нарушения молчания в эфире частными разговорами. В соответствии с уставом это не положено делать.

— Я тебя, Скибина, тоже приветствую. А радио не частный телефон, запомни!

— Слушаюсь, — ответил Славек.

Пристыженный, он внимательно вглядывается в бортовые приборы. Здесь все в порядке. Чтобы дать волю чувствам, пилот легонько передвигает рычаг вправо и влево. Послушный самолет качается с боку на бок. Скибина оглядывается по сторонам и замечает, что соседи справа и слева повторяют его маневр. Почти вся эскадрилья, пролетая над границей, приветствует польскую землю покачиванием крыльев. Славек широко улыбается. «Это хорошо, они молодцы», — тепло думает он о товарищах.

Под крыльями проплывают какие-то населенные пункты и селения. Скибина смотрит на карту. «Да, это наверняка Лысобыки. Сейчас начнем приземляться».

В этот момент капитан Бородаевский сообщает данные для приземления. Первое звено идет вниз. Второе и третье отходят влево, на круг. Славек смотрит на землю. Невдалеке от небольшой деревеньки виднеется посадочное поле. Изъезженный колесами, смешанный с землей снег выглядит грязным пятном на белом фоне. Самолеты поочередно приземляются и отруливают на обозначенные стоянки. На аэродроме копошится большая группа людей. Рядом с военными видны и штатские. Среди них — маленькие фигурки детей. Пользуясь тем, что взрослые не очень-то присматривают за ними, взволнованные прибытием необычных гостей дети подбегают к останавливающимся на стоянках машинам.

Приземлились уже два звена. Теперь очередь Славека. Он летит сразу же за Ереминым. Постепенно убавляет газ, высота все меньше и меньше. Славек выпускает закрылки и шасси. Машины идут, слегка опустив нос. Пилот спокойным движением выравнивает самолет и спустя минуту чувствует знакомый толчок. Колеса коснулись земли… Славек ставит машину на место, указанное дежурным механиком, выключает мотор и отодвигает фонарь. В кабину врывается резкий мартовский ветер, а вместе с ним — радостные возгласы детей, восторженно встречающих каждого летчика.

— Е-е-есть!

Славек отстегивает ремни, выбирается на крыло и сбрасывает парашют прямо в руки механика. Спрыгивает на землю и подходит к Еремину, окруженному детьми. Не говоря ни слова, крепко жмет ему руку. От волнения перехватывает горло. Вместе идут к группе офицеров, ожидающих их на аэродроме. Чуть поодаль стоят несколько человек — штатские, жители близлежащей деревни. Машут руками в знак приветствия. А между тем детвора бросилась к следующему самолету. И не боится ничего, хотя дежурные механики делают сердитые лица и пытаются отогнать ее от подруливающих машин.

Бородаевский собирает свою эскадрилью. Он уже доложил об успешном перелете в Польшу.

— Ну, ребята, теперь пойдем немного отдохнем. Вечером состоится торжественная встреча с местным населением. Надо будет, пожалуй, выступить?

— Конечно, — соглашаются все единодушно.

С жителями Уленжа летчики подружились очень быстро. Население Уленжа жило бедно. Скудные хозяйства, вдобавок грабительски разоренные оккупантами, находились в плачевном состоянии. Не хватало инвентаря, машин, зерна для посева хлеба. Однако были горячие приветливые сердца. После выступления летчиков с концертом, который очень понравился зрителям, начались продолжительные дружеские беседы. Крестьяне интересовались событиями на фронте, спрашивали, когда же наконец «черт возьмет этого прохвоста Гитлера», когда кончится война. Летчики рассказывали о проведенных боях, о создании Войска Польского, о помощи Советской страны, о союзе с Красной Армией. В небольшой избе иногда собиралось более десятка человек.

— Так как же будет с землей, пан поручник? — спросил у Скибины старый сгорбившийся крестьянин. Узловатые, натруженные руки он сложил на коленях, голову наклонил в сторону Славека.

— Я хорунжий, а не поручник. А землю получите. Отберут ее у господ и дадут тем, кто на ней работает.

— Ой, так, так, пан поручник. Извините, пан хорунжий. Но будет ли так наверняка?

— Наверняка. Манифест Польского Комитета Национального Освобождения читали, наверное? Там сказано, что и как. Земля будет для крестьян, заводы для рабочих…

— В восемнадцатом году, сам помню, тоже нам обещали. Тоже были разные манифесты, а потом все как-то изменилось, — медленно сказал старик.

— Теперь ничего не изменится. Ведь на освобожденной земле уже осенью прошлого года начали проводить аграрную реформу, — возразил Славек и подумал: «Как хорошо, что майор Волков все это говорил нам на политзанятиях, фактически подготавливал нас к тому, с чем здесь встретимся».