Анджей Монастырский - Шашечки и звезды

— Только бы так было, как вы, пан военный, говорите, — подключился к беседе крестьянин, сидевший у печи. — А то некоторые здесь говорят, что господскую землю нельзя брать, это все равно что рукой за чужим добром потянуться.

— За чужим? А кто эту землю пахал? Пан помещик или вы? А кто сеял, кто убирал урожай?

— Понятно, мы…

— Вот именно. Так кому она должна принадлежать?

— Но говорят, что господское есть господское, а не наше.

— В таком случае неправду говорят! — возразил Скибина. — Мой отец всю жизнь на помещика работал, батрачил, а когда вместе с другими восстал против этого, то помещик против них полицию вызвал. Теперь так уже не будет. Теперь будет рабоче-крестьянское правительство, наше, родное. А против трудящихся никто не станет вызывать полицию!

— Ой, только бы так было!

— Должно так быть, и так будет. Увидите сами. Разобьем гитлеровцев, возвратимся домой и начнем восстанавливать, строить…

— А они? — недоверчиво спросил старик, указывая головой на сидевшего рядом со Скибиной Еремина.

— Наши советские товарищи? Вот вместе с ними разобьем фашистов, а потом они вернутся к себе домой.

— Наверняка?

— Конечно. А что им здесь делать? Костя, — обратился он к товарищу, — что ты будешь делать после окончания войны?

— Как что буду делать? Сразу же поеду к своим, как только можно будет.

— А здесь не останешься?

— Остаться здесь? Зачем? Сейчас вместе сражаемся, но война кончится, и мы не будем вам нужны. Сами будете обучать молодых летчиков. Нам хватит работы и на родине…

В воскресенье полк отдыхал. С утра командир дивизии вместе с командирами полков вылетел в Кутно, чтобы проверить, готовы ли там к принятию частей.

В Уленже продолжались бесконечные беседы летчиков с жителями. Майор Волков ходил по деревне и довольно потирал руки.

— Молодцы ребята! — сказал он встретившемуся Баскакову. — Чуть ли не в каждой избе сидят наши летчики и беседуют с крестьянами. И как беседуют! С умом, с толком, по-человечески! Разъясняют, убеждают… Даже те, кто прежде на политзанятиях редко выступал, здесь показали себя настоящими пропагандистами. Целый полк агитаторов!

Баскаков улыбнулся.

— Это твоя заслуга, Сережа. Научил наших летчиков политически мыслить, а это самое важное. Если человек умеет мыслить, рассуждать, то и говорить сумеет, и дельный аргумент в споре найдет.

Волков опустил глаза, смутившись от похвалы, показавшейся ему не совсем заслуженной.

— В чем тут моя заслуга? Это жизнь научила их мыслить, смотреть, делать выводы. Я только старался им немного помочь, вот и все. А ты сразу — «твоя заслуга»! Заслуга общая! И командира, и твоя, и командиров эскадрилий…

Перед вечером из Кутно вернулся майор Полушкин и тотчас же вызвал к себе офицеров штаба полка и командиров эскадрилий.

— Завтра с утра летим в Кутно. Командиры эскадрилий проверят штурманские расчеты летчиков и доложат мне сегодня до двадцати двух часов. Перелет будут совершать всем полком, эскадрильями. На трассе ожидается большое движение самолетов, поэтому необходимо строго соблюдать все меры предосторожности и точно придерживаться инструкции выполнения полетов. Старт в соответствии с номерами эскадрилий. Полк поведу я. В Кутно наши товарищи уже почти все подготовили к приему полка. Есть вопросы?

Вопросов не было. Участники совещания быстро расходились, чтобы как можно быстрее отдать дополнительные распоряжения и проконтролировать подготовку к завтрашнему перелету.

Темной сельской улицей шел Красуцкий. Сделав несколько шагов, он останавливался и смотрел в небо. Искал звезды, а точнее — ту одну, которая поведет его завтра на запад и на которую, возможно, сегодня вечером в далекой Карловке поглядывают чьи-то так хорошо знакомые карие глаза.

К сожалению, польское небо было хмурым. Звезды скрылись где-то за непроницаемым заслоном туч.

Молодой летчик вздохнул и вошел в дом, в котором расположилось его звено. Во дворах лаяли собаки — явление необычное для такого малолюдного села.

Ранним утром в понедельник жителей Уленжа разбудил рев двигателей самолетов. Летчики уже давно были на ногах. Позавтракав, быстро шли на поле, приспособленное под аэродром. Крестьяне, не привыкшие к таким ранним «концертам», просыпались, протирали заспанные глаза, пытаясь что-то увидеть через замерзшие окна. Набрасывали куртки, кожухи и выходили на дорогу.

Дети и подростки незаметно убегали на аэродром в поисках новых впечатлений. А там работа шла полным ходом. Механики суетились около своих машин, запускали и прогревали двигатели, делали последний осмотр техники и вооружения. Летчики пристегивали парашюты, садились в кабины, устраивались поудобней… Эскадрильи были готовы к старту, и командиры поочередно докладывали об этом по радио руководителю полетов.

Капитан Грудзелишвили быстрым взглядом окинул таблицу приборов — все в порядке. Отпустил тормоза и не спеша покатил на старт. За ним двинулись другие самолеты: звенья старшего лейтенанта Халютина, лейтенантов Матвеева и Распопова.

В начале временной взлетно-посадочной полосы Шота притормозил самолет, захлопнул над головой прозрачный фонарь и доложил о готовности к старту. В ответ услышал знакомую фразу:

— Старт разрешаю!

Постепенно стал увеличивать газ. Самолет вздрогнул и вскоре легко оторвался от земли. Заходя на первый поворот, командир заметил, как по полю покатилась машина Халютина.

На кругу собралась вся эскадрилья. Пилоты, выстроившись по звеньям, взяли курс на Кутно. Взглядом попрощались с полевым аэродромом в Уленже и прибывшими их проводить жителями. Еще три дня назад они ничего не знали об этих людях, но, находясь в Уленже, успели сжиться и подружиться с ними.

«Так-то на войне, — подумал Шота. — Война сближает и разлучает, соединяет и разделяет людей. — Он вздохнул, ему припомнилась далекая солнечная Грузия. — Нашим польским друзьям хорошо. Они уже у себя в стране, это почти как дома. А когда я вернусь домой? И вернусь ли? Тьфу ты! Что это со мной сегодня творится? — встрепенулся он. — Конечно же вернусь, и это уже совсем не за горами! Война скоро окончится, и тогда…» Капитан даже глаза зажмурил от радости. Представил себе, как его встретят дома. Усмехнулся при этой мысли. Посмотрел на карту, чтобы сверить курс. Под крыльями проплывала польская земля. Пилот с интересом смотрел на нее из кабины самолета, на борту которого был двойной опознавательный знак — звезды и шашечки, — и думал об удивительной своей судьбе, которая занесла его, сына далекой горной Грузии, сюда, на польские привисленские равнины.

Полк летел по трассе Уленж — Демблин — Гура Кальвария — Скерневице — Лович — Кутно. Расстояние свыше 240 километров. Летели над югом Мазовецких земель. На трассе действительно было интенсивное движение самолетов. Видели много полевых аэродромов. Надо все время быть начеку.