Нина Хрущева - Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах

Развернулся и пошел прочь, в сторону дома.

Степан явно коснулся больного места.

Я познакомилась со Степаном Микояном в 2005 году, когда моя мама привела меня к нему поговорить о Леониде. Мы устроились в гостиной его скромной квартиры на Павелецкой, и я стала с нетерпением ждать его рассказа. В свои восемьдесят три Степан Анастасович был маленький, худой и подтянутый мужчина, с копной волнистых седых волос и героическими усами. Он был похож скорее на бывшего профессионального жокея, всю жизнь объезжавшего норовистых лошадей, чем на лётчика-испытателя истребителей. За десятилетия летной службы он заслужил немало государственных наград, включая высшую награду СССР — звание Героя Советского Союза, о чём упомянул с игривой улыбкой, словно был моложе лет на сорок. О Леониде он отзывался тепло и по-дружески («Лёня был замечательный, настоящий друг»), хотя в его рассказе о погибшем друге и сквозило чувство превосходства выжившего. Но даже Степан, по его словам, был поражен откровенно негативной оценкой, данной Хрущёвым своему сыну.

Никита Сергеевич говорил о Леониде как о каком-то преступнике, а не близком человеке. Тогда я впервые подумала: Не способствовала ли суровая дедушкина оценка складыванию мифологии вокруг судьбы его сына? Я тоже выросла в СССР с фамилией Хрущёва и слишком хорошо знала семейные требования к совершенству. Тем не менее, рассказ Степана меня поразил. Что такого мог натворить Леонид, что отец не простил его даже через двадцать лет после гибели?

Леонид, выросший на Украине в 1920-е годы, всегда был окружен друзьями. В компании сыновей рабочих и ремесленников он был заводилой. Мне он представляется эдаким Томом Сойером: прирожденным хвастуном и выдумщиком с непререкаемым авторитетом и неиссякаемым запасом фантастических идей в мальчишеской голове. И, как Том Сойер, он постоянно попадал в неприятности. Его старшая сестра, моя тётя Юлия, считала, что он был слишком беспечным. Она постоянно ругала его за его авантюры.

Однажды, когда Леониду было десять лет, а Юлии двенадцать, они вдвоем отправились ловить рыбу на левом, диком, берегу Днепра в Киеве. Клёв был не очень, и Леонид предложил переночевать в лодке, чтобы дождаться рассвета, когда клёв будет лучше. Он планировал сбегать домой, тайком проскользнуть в комнату, положить подушки под одеяла на их кроватях так, чтобы выглядело, будто это они спят, и бегом вернуться на берег к лодке. Он был в восторге от своей идеи, от опасности и дерзости плана; он знал, что если их поймают, мачеха Нина запрёт их дома на неделю. Но сестра тоже была против ночевки на Днепре в чужой лодке. Она настояла на том, чтобы они вернулись ночевать домой.

Вечером, когда стемнело, они тронулись в обратный путь. Леонид, который в маленьком ведерке нес их скудный улов, сказал, что собирается раздать его друзьям. Юлия разозлилась: они проторчали на реке весь день, — но Леонид сказал, что «только рассветное в счёт», всё остальное не имеет значения. Сестра продолжала протестовать, и другие мальчишки стали дразнить её жадиной.

Юлия разозлилась ещё больше. Она почти не помнила их родную мать. Отец был вечно на работе, и в детстве ей пришлось выполнять взрослые обязанности, в том числе быть «матерью» для Леонида — наряду с бабушкой Ксенией. А тот, в свою очередь, возмущался, отказываясь признавать авторитет сестры, и когда в доме появилась Нина, он, шестилетний мальчик, уже твердо решил, что никогда не позволит ни одной женщине командовать собой.

Чтобы доказать свою независимость, Леонид настаивал на полной и безусловной свободе, и в этом был корень большинства его проблем с женщинами в доме. Они следили за ним, как орлицы: лез ли он в чужой сад воровать яблоки и арбузы, раздаривал во внезапном порыве всю свою одежду или прогуливал школу, чтобы поиграть с друзьями на улице, — одна из них непременно оказывалась рядом, готовая отчитать или наказать.

Никаких официальных свидетельств о его школьных годах не осталось, но все в семье говорят, что Лёня учился плохо — в отличие от сестры Юли, которая всегда была отличницей и образцовой, хотя и не очень активной, пионеркой. Сегодня его сочли бы классическим примером ребенка с чересчур активным и импульсивным поведением, на которое легко можно было бы махнуть рукой: мальчишки есть мальчишки. В восемь лет Лёня разбил окно, играя в футбол; в десять он скатился на велосипеде по школьной лестнице, разбив велик и повредив парадную дверь школы. У него в голове вечно зрели какие-то планы, грандиозные авантюры — лишь бы избежать скуки и монотонности существования в школе и дома.

Когда Лёне исполнилось двенадцать, он решил, что больше не хочет жить с мачехой. Стащив отцовское ружье, он надумал поехать в Африку на охоту — сафари, о котором он читал в школьных книжках. Он мечтал увидеть джунгли, поглядеть в прицел на львов, тигров и слонов. Но сестра Юля, всегда бывшая настороже замыслов брата, каким-то образом узнала о его планах и рассказала мачехе. Нина немедленно заперла Лёню в его комнате, предварительно отобрав у него брюки и ружье [31] Это была распространенная и изобретательная мера наказания. В ту пору большинство мужчин в СССР имели только одну пару штанов, а выйти из дома в исподнем никто бы не осмелился. Элеонора Микоян, жена Степана, умершая в 2009 году, как-то рассказала мне, что прятала брюки мужа каждый раз, когда он собирался пойти на балет в Большой театр. Там он после представления веселился бы и флиртовал с балеринами — излюбленное мужское времяпровождение. «А какой советской жене это понравится», — сказала Элеонора. . Но на него это особенно не подействовало, он даже упрекнул её: «Лучше б ты забрала штаны, когда мне нужно будет идти в школу».

Несмотря на частые конфликты с женской частью семьи, была одна женщина, с которой Леонид всегда ладил: его бабушка. В глазах Ксении Ивановны внук был маленьким принцем, не способным ни на что дурное. Она его так сильно любила, что за обедом, когда была курица — и это было предметом шуток в семье — обсасывала оставленные Лёней куриные кости (её крестьянская душа не терпела, когда выбрасывали недоеденное). Своим патриархальным умом она понимала, что её внучка Юля не пропадет, о ней Нина позаботится, а вот Лёня, которому не хватает мужской руки, будет страдать, и потому нуждается в большей опеке.