Владимир Широков - Строки, обагренные кровью

Хранить знамя в одном месте было опасно, а сохранить его нужно было любой ценой.

Мы приняли решение передавать знамя по цепочке. Из группы в группу. Из одного города в другой. Вот тогда Ганс и пришел к Нибиозе с просьбой достать чехол. Он достал его.

Больше года знамя Страны Советов нелегально шагало по всей южной Саксонии. Его бережно хранили антифашисты.

Зимой 1945 года Ганса Приходу по тотальной мобилизации призвали в армию. Части в спешном порядке отправлялись на фронт. Он уже приближался к Берлину.

Перед отправкой на фронт Ганс выехал в южную Саксонию и в городе Цвиккау разыскал знамя. Мы договорились, что теперь знамя буду хранить я.

Ганс привез знамя в Дрезден. И ушел на фронт. Жаль было терять стойкого товарища, хорошего коммуниста. Он погиб в берлинских боях. Когда освободили Дрезден, мы, участники Сопротивления, строем прошли с советским знаменем по улицам Дрездена и передали знамя в городской партийный комитет СЕПГ.

Сейчас я руковожу профсоюзами Дрездена. Наш город возродился из руин. Я рад, что приехал в великий Советский Союз. Рад, что побывал в Симферополе, в вашем музее увидел знамя, которое мы хранили у себя в Германии.

Пусть всегда будет мир на земле. И пусть всегда дети всего мира помнят о подвиге дяди Пети, который, как и немецкий коммунист Ганс Прихода, как миллионы честных людей, отдал свою жизнь во имя разгрома фашизма.

О. КОНДРАТЕНКО.

Нас в доме двое. Мы окружены, нас предал… [17] Далее приводится фамилия предателя. Отомстите за нас. Сейчас немцы пойдут в атаку. Прощайте. Отомстите.

Они решили немного отдохнуть, чтобы отдышаться, хоть немного набраться сил, а потом снова в путь — в горы, в лес к партизанам.

Вместе с истребительным батальоном они прикрывали отход наших войск. Бой. В живых остались немногие. Им повезло: какой-то местный житель показал дорогу в заповедный лес. И вот этот дом, где они укрылись. Вокруг тишина.

Изредка доносились выстрелы; в Алуште уже хозяйничали фашистские захватчики. В Изобильном неистово лаяли собаки. Видимо, и в селе было много чужаков, конечно, гитлеровцев.

А здесь, в урочище Узенбаш, тихо. Осенний лес особенно красив. Кажется, что природа целый год копила все эти неповторимые краски, чтобы вот так, разом, щедрой рукой художника выдать их всем на обозрение и сказать: любуйтесь.

Записка, найденная пионерами.

Лес успокаивает. Его шепот навевает воспоминания… Но сейчас не до этого. Местный житель, что привел их сюда, ушел в село. Сказал, что скоро вернется. Чтобы ждали. Дом хороший. Видать, хозяева были зажиточными. Куда ушли они: в город встречать немцев, или в лес к партизанам? Из окна хорошо видна дорога. Дубнячок. Какой-то он мелкий, необычный здесь, в Крыму, Вокруг все стихло, даже собачий лай в селе замолк. И от этого стало тревожней. Может, по солдатской интуиции или привычке насторожились. И не зря…

Обо всем, что случилось в этот день, мы, к сожалению, можем только представить себе по рассказам бойцов Алуштинского истребительного батальона, которые вместе о арьергардом наших войск до последней возможности защищали город и потом группами по нескольку человек уходили в лес. И еще — по записке, найденной двадцать пять лет спустя в развалинах дома изобильненским школьником Васей Кулиниченко. Лежала она в старой обойме. Бумага пожелтела. Обгорели на ней края, и только следы крови и фиолетовых чернил выдержали испытание временем.

«Сейчас немцы пойдут в атаку. Прощайте. Отомстите…»

В доме всего двое — ростовчанин Игнатьев и ленинградец Фаруков. Окруженные врагом. Без надежды на помощь товарищей. Что могут сделать они против хорошо вооруженного отряда фашистов? Сопротивляться бесполезно. Гитлеровцы, видимо, на это и рассчитывали, но бойцы дорого продали свои жизни.

Осада длилась долго. Несколько часов слышна была в Изобильном стрельба, доносившаяся из Узенбашской долины.

Можно себе представить: двери забаррикадированы столами, стульями, шкафом. В окна, превращенные в амбразуры, было видно, как фашисты снова готовятся к атаке. Патронов мало. Может, именно в эти минуты один из смельчаков увидел обычную школьную чернильницу-непроливайку. Всего неделю назад детская рука макала в нее перо и выводила хорошие слова о дружбе, солнце, жизни. Сейчас этими же чернилами будут написаны всего несколько строк, последних строк в жизни этих двух людей, которые предпочли смерть в бою позорной надежде на снисходительность врага.

Кто-то из двоих ранен. Может, оба. Кровь капает на клочок бумаги. Много писать некогда. Это слова тем, кто все равно вернется на эту землю, освободит ее от захватчиков и кто отомстит за них, за всех. Они в этом были уверены.

И. РЕРГ.

Дорогая Лина!

…О себе скажу одно, что я был непримиримым к врагам и им остаюсь. Буду защищать Родину-мать до последнего дыхания. Чем быть в неволе фашистских сопливцев-гадов, лучше смерть. А любовь свою к тебе, Лина, с собой унесу.

Но в этой войне с фашизмом мы победим. Порукой тому сила Красной Армии и всего народа да наше правое дело.

Лина! Затем хочу предупредить тебя всерьез, что опять-таки ты напрасно забеспокоилась. В действительности может быть такое положение, что, скажем, часть находится в месте, откуда не разрешаются письменные связи в течение месяца или даже полтора. Можно ли из этого делать какие-либо выводы? Конечно, нельзя. И я прошу тебя: будь дальновидной, не теряйся при первой неудаче…

Это письмо помечено 22 июля 1942 года. Его автор, партизанский политрук Макар Халанский, не знал, что через два дня в лесу произойдет кровопролитный бой с фашистскими карателями, что он ценой жизни подтвердит искренность каждого своего слова.

В те дни для партизан Крыма создалась тяжелая обстановка. Керчь пала. После восьмимесячной обороны умолк и Севастополь. Партизанский участок фронта остался единственным на полуострове. Командующий 11-й немецкой армией фельдмаршал Манштейн бросил против партизан большую карательную экспедицию. «Ликвидация партизан — важнейшее условие полной оккупации Крыма. Это задача всей 11-й армии», — гласил его приказ.

Но патриоты не дрогнули, они решили сражаться до конца.

…Целый день шел бой. Двадцать шесть тысяч вражеских солдат окружили около пятисот партизан на лесном «пятачке» площадью в двенадцать квадратных километров. На этот «пятачок» гитлеровцы обрушили весь огонь, сюда бросили все свои силы.